Заколдованный круг

«Обвиняемый Ховард Ермюннсен потребовал слова и объявил, что свидетельское показание Аннерса Флатебю ложно от начала до конца. Он, Ховард Ермюннсен, за последние три года не обменялся ни единым словом с Аннерсом Флатебю и никогда ни ему, ни другим не высказывал того, что утверждает свидетель. Для него также совершенно очевидно, что если бы он и строил планы лишить Рённев жизни, а это заведомая ложь, то надо быть ненормальным, чтоб заранее делиться подобными планами с людьми в селении. Наконец обвиняемый хотел бы знать, где и когда состоялись упомянутые встречи. Свидетель ответил на это, что обвиняемый очень старался сохранить их в тайне. Одна встреча состоялась в лесу, другая — затемно на хуторе Флатебю, в людской, которая в то время пустовала. О цели этих встреч он может только сказать, что обвиняемый Ховард Ермюннсен в обоих случаях пытался получить всевозможные сведения о Хансе Нурбю. Обвиняемый — чужак в нашем селении — человек с дальним прицелом. Он уже был посредником в сделках между Заводом и крестьянами Нурбюгды и собирался вытеснить Ханса Нурбю как скупщика барона Русенкрантца. Для этого ему, чужаку, надо было собрать как можно больше позорящих Ханса Нурбю сведений. Но он, Аннерс Флатебю, отказывался выступать в этой роли, потому что питает еще меньше доверия к обвиняемому Ховарду Ермюннсену, чем к Хансу Нурбю.

На заявление обвиняемого, что только ненормальный может заранее выбалтывать свои планы, свидетель возразил, что человек, который строил планы убить Рённев, и есть ненормальный.

Обвиняемый повторил, что каждое слово этого свидетельского показания — чистейшая ложь».

Ховард не придал большого значения заявлению Аннерса Флатебю — было совершенно ясно, что это полусумасшедший, а его показания — клевета. И конечно же, найдется какой-нибудь беспристрастный свидетель, который расскажет все, как есть, про Аннерса.

Такого свидетеля не нашлось.

Этот день закончился удивительным происшествием. Обвинитель снова допрашивал Кьерсти, но ничего не добился: она слышала показания Ховарда и повторяла их полностью, не давая сбить себя с толку или запутать.

На показания Антона она только фыркнула.

— Здесь не найдется никого, кто бы поверил хоть одному слову, сказанному Антоном, — заявила она. — Он враль, это все знают.

Рассказ об объятиях ее не смутил.

— Когда Ховард сказал, что собирается поехать на Завод и что-нибудь сделать, я так обрадовалась, что обняла его. Впервые, раз в жизни и всего на минутку. Видно, Антон как раз тогда и стоял под окном. А на следующий день Ховард поехал на Завод и договорился о моем переезде.

Прежде Кьерсти никогда не держалась так уверенно.

Тут снова вмешался судья.

Он разговаривал с ней приветливо, и от его ласкового голоса она постепенно забывалась.

Сначала он спрашивал ее о безобидных вещах: уезжала ли она раньше из селения, знакома ли с заводчиком и его женой, не стало ли ей грустно покидать Ульстад, когда они решили, что надо уехать. И Кьерсти забылась.

Под конец, ласково глядя на нее через очки, он спросил еще более вкрадчиво:

— Скажи мне, Кьерсти Ульсдаттер, ты любишь Ховарда Ермюннсена?

Она вскинула на него большие загоревшиеся глаза и ответила:

— Да!

И вдруг до — нее дошло, что она сказала. Кьерсти разрыдалась, закрыла лицо руками, и потом от нее никто не мог добиться ни слова.

В зале поднялся такой шум, что фогт проснулся.

К ночи к Ховарду, закованному в кандалы и мучившемуся без сна, пришел защитник.