Чтобы проверить, как все это выглядит со стороны, он подошел к настенному зеркалу – и неожиданно обнаружил, что приплюснутый шар, продолжавший висеть над его головой, из темного превратился в светло-серый и не казался уже таким плотным, как раньше. Теперь он больше походил не на грязное пятно, а на сгусток тумана. Влад не знал, плохо это или хорошо, но почему-то был уверен, что никаких неприятностей такая метаморфоза ему не принесет. Сгусток тумана был порождением удивительного кольца.
Он пристально смотрел в зеркало и вдруг, наконец-то, догадался задать себе вопрос: а где, собственно, Вийон раздобыл это кольцо? И тут же другая мысль, которая должна была прийти ему в голову гораздо раньше, заставила сердце замереть на мгновение: кто его потерял? Кто был владельцем этого загадочного кольца?..
Влад еще некоторое время стоял перед зеркалом, сосредоточенно покусывая губу, а потом торопливо направился к телефону. Сев на диван, он снял трубку и дважды нажал на одну и ту же белую кнопку с черной угловатой цифрой «три». Номер Вийона он помнил так же хорошо, как номер Дилии: у Дилии были две четверки. Прижав трубку к уху, Влад нетерпеливо вслушивался в тихие протяжные гудки. Вийон мог еще спать крепчайшим сном после вчерашнего, и тогда, чтобы его разбудить, нужно было что-то гораздо более громкое, чем звонок телефона. Вийон мог уже вовсю заниматься дегустацией вина и пива в любом кафе любого квартала. Наконец, он мог, отведав разных кружащих голову напитков, отправиться бродить по улицам, предаваясь мыслям о возвышенном, о прекрасном, срывая цветы и любуясь совершенством форм и изяществом линий…
– Я слушаю, – раздался в трубке недовольный голос Вийона. – Это, конечно же, ты, Влад?
– Как ты угадал? – удивился Влад. – Доброе утро.
– Именно утро, – буркнул Вийон, – и ничего доброго я в нем пока не нахожу. Кому же еще, кроме тебя, придет в голову трезвонить в такую рань? Куда ты вчера подевался, кулачный боец? Так хорошо сидели, Грустную Певицу слушали…
«Он-то откуда знает, что мне дали по физиономии? – вновь удивился Влад.
– Разве он тоже был в амфитеатре?»
– Так ведь ты же заснул, – сказал он. – Не хотелось тебя будить, уж больно ты сладко спал.
Вийон негодующе фыркнул:
– Спал! Как бы не так! Размышляя о вечном, погрузился в грезы. Это, если хочешь, можно назвать трансом, но никак не сном. Тело здесь, внизу, а душа витает. Вышел из транса, а тебя и след простыл.
Подожди-ка, Влад. – В трубке послышались какие-то невнятные звуки, похожие на плеск и стук стекла о стекло. Видимо, у Вийона все было под рукой. – А тебя и след простыл, – повторил он после небольшой паузы. – А теперь ты опять появился, хоть и не непосредственно, а по телефону – да состояние у меня, к сожалению, не то. Нет парения, Влад, нет парения.
– Парение – дело наживное, – заверил его Влад. – Скоро появится, я уверен.
– Твои слова меня здорово утешают, – в трубке вновь раздался плеск льющейся в бокал жидкости. – Парение – тонкая вещь, Влад. Не всегда приходит, нужен настрой, особое состояние души, особая нота. Как бы звучание готовой вот-вот лопнуть струны, только наоборот. Это сложно, Влад.
«Вот уж действительно, – с иронией подумай Влад. – Звучание наоборот – такое не каждый поймет, далеко не каждый. Скорее уж, каждый не поймет, если тоже наоборот…»
– А ты не помнишь, случаем, где тебя вчера Вода накрыла? – спросил он.
– В каком квартале?
– И ради этого стоило меня будить? – возмущенно воскликнул Вийон и в трубке забулькало. – Это что, имеет какое-то отношение к судьбам мира?
– Может быть и имеет. Готов поспорить, что ты просто не помнишь.
– А вот и помню, – уязвленно сказал Вийон. – По-моему… ну да, в аккурат напротив ворот пекарни. Я еще бродил и думал: вот, думаю, в пекарне выпекают хлеб для тела, но он не главный. Главный хлеб – тот, который питает душу, которым питается душа. Такие вот у меня возникли ассоциации. А тут потоп, но опять же для тела. Что такое тело, Влад?
Форма, оболочка, пустой бокал. Его-то можно промочить – и пусть себе мокнет! – но душа все равно останется сухой. Хотя, конечно, при мокром теле настроение уже не то. Что, проспорил, Влад?
– Настроение не то, весь промок – и вдруг: утренняя песня и лепесток в бокале, да?
– Какая песня, какой лепесток? – Вийон, кажется, ничего не понял. – И бокала-то нет, не то что лепестка. Еле добрался до ближайшего подвальчика. А там уж точно – и песни… и бокалы с лепестками.
Очень, понимаешь… хорошо после такой-то передряги, – Вийон начал слегка спотыкаться на словах.
Мечтатель-бродяга явно ничего не помнил о кольце. Однако провалы в памяти были у него иной природы, нежели у Дилии: непрестанно поглощая вино, можно напрочь забыть не только то, что делал вчера, но и собственное имя!
– А разговор наш ты помнишь, Вийон? Сначала пела Грустная Певица, а потом мы с тобой разговаривали.
– К-конечно! Хорошо поговорили, Влад! И вообще хорошо посидели, только ты потом куда-то исчез. Пришлось мне без тебя продолжать.
– Понятно, – сказал Влад. – Голова у меня разболелась, вот я и ушел.