– Молчи! Я тоскую. Я прощаюсь со всей своей жизнью. Своими руками строил. Ухаживал. Украшал. И все бросить придется. Пригонят бульдозера – и всё под нож. К чертовой матери!
– Ну, начал!
– Не позволю! – ударил Савичев кулаком по столу. – Не хочу, чтобы кто-то это рушил! Лучше уж я сам!
– Юра! Юра, не дури! – переполошилась Савичева.
Но он уже принял решение. Нетвердой походкой, но с твердым намерением и твердым до остекленения взглядом он отправился во двор. И там, схватив топор, начал крушить хозяйственные постройки, рубя всё, что попадалось под руку.
Савичева, стоя на крыльце, причитала:
– Да что ж ты делаешь? Опомнись!
Ваучер, неизвестно откуда взявшийся здесь, стоявший за забором, сказал:
– Надо же, как расстраивается человек...
– Помогите кто-нибудь! Юра, перестань! – кричала Савичева.
– Не мешай! Пусть никому не достается!
Притомившись, Савичев опустил топор. Блуждая взглядом, уставился на дом. Савичева тут же поняла значение взгляда и вскрикнула:
– Юра! Юра, я тебя прошу!
– Отойди!
И бросился в дом, и тут же там послышались треск, звон и хлесткие удары.
У дома очень скоро собралась довольно большая толпа. Савичева взывала, боясь войти:
– Да уймите вы его кто-нибудь!
– Кто ж на топор полезет? – резонно рассудил Ваучер.
– Мужики! Вы мужики или нет? – обратилась Савичева к хмурым товарищам Савичева. Те отвели глаза.
– Они сами такие же пьяницы! – сказала Акупация. И тут Савичева увидела Нестерова.
– А вы что же? Вы специалист, вы гипнозом можете! Попробуйте что-нибудь! Он же всё порушит!
Нестеров, сочувствуя, сказал:
– Человек не в себе. Можно, конечно... Не гарантирую...
Он подошел к окну и крикнул:
– Юрий, выйди на минутку!
Савичев тут же выскочил на крыльцо:
– Ну, кому тут?
Нестеров встал перед ним.
– Юра, слушай меня. Успокойся. Посмотри на меня!
Савичев посмотрел, и увиденное ему явно не понравилось.
– А, это ты? Прибежал дом купить? А не будет сейчас дома! Уйди!
Он замахнулся топором, сделал шаг с крыльца и упал. Тут же навалились мужики скрутили, связали.
Нестеров, испытывая большое облегчение от такого исхода, пошел домой, размышляя о дурной удали русского человека.
Нестеров пошел домой, размышляя о дурной удали русского человека, лег, но долго не мог заснуть, а проснулся все равно рано; он вообще как-то мало спал в Анисовке и при этом отлично высыпался.
Бодрый, свежий, он занимался во дворе упражнениями, когда во двор вошел бледный Савичев. Сел у забора прямо на землю. Дышал тяжело.
Нестеров, не дожидаясь его слов, сказал:
– Извини, выпить не дам. Запой у тебя, неужели не понимаешь? И вообще, лечиться тебе надо.
– За этим и пришел, – выговорил Савичев.
– То есть?
– Ты психотерапевт или кто? Гипнозом лечишь в том числе.
– Это не гипноз.
– А что же? Прошлый раз усыпил меня? Усыпил!.. А вчера начудил я... Жена убить готова... И самому неприятно... Пора завязывать, короче. Ты меня, как это называется, закодируй. Сумеешь? И я тогда тебе дом продам и уеду. Продам недорого. А?
– Ты хоть знаешь, что это такое?
– А чего тут знать? Читыркин в город ездил, закодировался на два года. Правда, выдержал только год, но это тоже срок! У меня за всю жизнь такой передышки не было. По-человечески тебя прошу.
– Видишь ли, я раньше легко брался за такие дела. А сейчас... Всякое влияние на психику чревато, понимаешь? Никто не знает, какие механизмы вступают в действие.
Савичев стоял на своем (сидя):
– Мне один механизм нужен – чтоб я не пил. Худо мне, понимаешь? Выручи, пожалуйста.
– Ты странный. Я же сказал: давно этим не занимаюсь!
Савичев, уныло помолчал, потом с трудом поднялся и поволокся прочь.
– Что делать собираешься? – спросил Нестеров.
– А что делать? Выпрошу у Шуры бутылку, выпью – и с обрыва головой. Всё равно это не жизнь.
– Ладно. Пошли в дом.
Они пошли в дом, где Нестеров неожиданно достал белый халат и надел его. То есть для Савичева это неожиданно, а мы понимаем: для усиления эффекта. И эффект, похоже, сразу же усилился, потому что Савичев попросил:
– Может, ты меня заодно от другого чего-нибудь закодируешь?
– От чего?
– Курить тоже надоело уже. Потом, очень матом я сильно ругаюсь, жена обижается.
– Давай так, – сказал Нестеров. – От пьянства попробую, остальное не гарантирую. Так. Садись вот сюда. Расслабься. – Он усадил Савичева на стул. – В гипнотический сон вводить, возможно, я тебя не буду. Да это и не обязательно.
– Лучше бы ввести. Ты поставь мне Чайковского какого-нибудь или это... Шопен там, Бетховен. Сразу засну.
Нестеров усмехнулся, но включил музыку, была у него как раз подходящая – «Реквием» Моцарта. Но Савичев, послушав, вдруг сказал:
– Не пойдет. Что-то она как-то... Я почему-то сразу опять выпить захотел.
Нестеров, мысленно отметив этот факт для своей копилки наблюдений, поставил опять же Моцарта, но «Дон Жуана». И опять странной была реакция Сурикова:
– Нет, от этой вообще сдохнуть хочется. Так и кажется, что где-то там жизнь, а я тут совсем плохой...
Тогда Нестеров поставил симфонию современного и модного композитора, не назовем его имени, чтобы не обидеть.
Савичев кивнул: