Заколдованный участок

– Годится. Под эту ни жить не хочется, ни умереть, а как раз только спать.

Нестеров встал перед ним.

В это время мимо дома проходил Ваучер. Услышал довольно громкую музыку, заглянул в окно, заинтересовался, понаблюдал. И пошел дальше. Встретил у магазина Акупацию, начал ей что-то рассказывать, та качала головой и всплескивала руками.

Отвлекшись на это, мы с вами пропустили, что происходило в доме Нестерова.

А там Нестеров уже будит крепко заснувшего Савичева:

– Алло, Савичев! Юрий Андреич! Всё, проснись! Надо же...

– Всё? – спросил Савичев, открыв глаза.

– Всё.

– Хорошо как было... Так бы и не просыпался. И что теперь?

– Тяготение к спиртному должно ослабнуть.

– А если не ослабнет? Если выпью?

– Выпьешь – плохо тебе будет.

Савичев засомневался:

– Ты как-то слабо грозишь. Читыркину кодировщик прямо сказал: выпьешь – сдохнешь!

– И это возможно.

– Ну, тогда другое дело. У тебя, кстати, выпить есть?

– Юрий, ты что?

– Я должен эксперимент провести! – твердо сказал Савичев.

Поколебавшись, Нестеров поставил на стол бутылку. Савичев подошел, налил в стакан. Нестеров сделал движение, чтобы прекратить, отобрать, но Савичев остановил его решительным жестом. Взял стакан, поднес к носу, понюхал. И тут его так скрючило, что он бросил стакан, водка разлилась, стакан разбился. Савичев выскочил во двор, откуда незамедлительно послышались какие-то звуки. Через некоторое время он заглянул в дверь.

– Спасибо тебе. Подействовало...

6

Подействовало в самом деле: Савичеву совершенно не хотелось пить. Он чувствовал себя взбодрившимся, совсем почти нормальным, хотя некоторая слабость оставалась. Тем не менее – даже захотелось поработать. И он, придя к дому и увидев жену, таскающую вилами навоз из хлева в кучу на дворе, подошел к ней.

– Татьян, дай-ка...

– И не проси даже! Хоть ты сдохни – ничего не получишь!

– Вилы дай, – уточнил Савичев.

– Что? – Савичева отскочила от него. – Хоть вилами, хоть топором меня бей – не дождешься!

– Какая ты, Татьян, крикливая, – поморщился Савичев. – Аж в ушах звенит. Дай, говорю, сам всё вынесу, а ты иди... Отдохни, телевизор посмотри...

Савичева поняла это миролюбие мужа по-своему:

– Уже, да? Полегчало, да? Где успел, паразит?

– Да не пил я не капли.

– А что тогда с тобой?

– Что? – спросил Савичев, которому действительно было интересно узнать, как он теперь выглядит со стороны.

– Странный ты какой-то. Какой-то, извини, будто ненормальный.

Савичев остался доволен этим отзывом.

– Наоборот, я нормальный стал! – похвастался он, не раскрывая пока своей тайны. – Ты иди, а я поработаю в охотку.

Он вынес весь навоз, аккуратно обложил кучу старыми досками и сеном – не столько для пользы, сколько для опрятности, потом начал приводить в порядок то, что разрушил накануне. Остановился передохнуть. Достал сигареты, закурил, но закашлялся, выплюнул сигарету. Скомкал пачку, бросил на землю. Но тут же поднял ее и отнес в бочку с мусором.

Татьяна наблюдала за всем этим из окна со смешанными чувствами. А смешавшись, эти чувства слились в одно: в испуг. Она ахнула. Она вдруг поняла, что происходит с мужем.

7

Татьяна поняла, что происходит с мужем, и позвала его домой.

Он вошел и поразился: на столе стоял полный стакан водки, а рядом – тарелка с закуской.

– Это с какой стати?

– Юра, ты лучше выпей, – ласково попросила Татьяна. – Терпеть нельзя. Это у тебя знаешь что? Белая горячка у тебя, Юра. В Грязновке один мужик вот так тоже пил неделю, а потом резко бросил. Тихий стал такой, задумчивый. И так, значит, тихо и задумчиво подошел к жене и мясорубкой по голове ее. Врачи потом сказали: белая горячка. Выпить на-до было маленько – и всё. Так что ты уж ладно... И поспи.

– Да не хочу я пить. И знаешь, Татьян, ты меня прости. Вел я себя, прямо скажем, безобразно. Да и вообще, когда я тебе последний раз доброе слово сказал?

Татьяна отшатнулась к стенке, оглянулась:

– Не подходи! Юра, не подходи! Ты себя не помнишь!

– Как раз помню. Тань, ну что ты? Понимаю, обижаешься. Разломал всё, что мог. Ничего, починю, – и Савичев взял со стола мясорубку, у которой ручка была чуть ли не узлом завязана.

Татьяна вскрикнула:

– Люди! Убивают!

И выскочила в окно.

Выбежав на улицу, она некоторое время металась, а потом побежала к бабушке Акупации, славящейся умением утихомиривать белую горячку.

Акупация охотно пошла с нею.

Сначала они приблизились к забору и выглянули. Савичев увлеченно работал в дальнем конце двора.

Тогда они проскользнули в дом.

Там Акупация начала колдовать: выгребла из печки золу и начала ходить по углам, сдувая золу с ладони и бормоча:

– Лети, зола, на четыре угла, Господи, спаси, всё унеси!

Потом она достала пузырек с какой-то жидкостью, окропила всё вокруг и выглянула в окно.

– Идет! Сейчас я на него брызну, а ты крестись, поняла?

– Поняла, – прошептала Татьяна бледными губами.

Открылась дверь, вошел Савичев. Акупация брызнула на него водой, Савичева начала истово креститься. Акупация заблажила:

– Свят, свят, свят, сгинь, нечистый, будь проклят! Тьфу, тьфу, тьфу! – она стала яростно плеваться через левое плечо.

Савичев рассмеялся: