Заколдуй меня

— Дала знать... В эту фразу вложено не очень-то много чувства, тебе не кажется?

— В нашем браке тоже было не очень много чувства, Сэм.

— Но ты могла сказать мне об этом.

— Ну, — Карен прислонилась спиной к окну, — сам факт, что ты нуждался в подобных объяснениях, делал их невозможными.

— Я, пожалуй, выпью чего-нибудь, — сказал Паскью. Он взял с низкого столика бутылку и стаканы.

— Да, конечно. Это ты ездишь на зеленом «мерседесе», Сэм? — спросила Карен, обернувшись к окну.

Паскью покачал головой.

— Нет.

— Просто там двое ребят хотят вытащить аудиосистему через окно машины.

Паскью подошел к ней, держа в руке бутылку и стаканы. Он не обратил внимания на взвывшее на двух нотах противоугонное устройство; наверное, так же вот сельский житель не отреагировал бы на крик петуха. На мостовую со звоном посыпались осколки стекла. После этого парни начали работать, стараясь не повредить технику.

— Такова жизнь в Лондоне, — прокомментировал Паскью, — от скуки здесь не умрешь. — Он разлил виски по стаканам.

После недолгого раздумья Карен взяла предложенный им стакан.

— Я была в Италии, — сказала она, — в Перуджии, это недалеко от Флоренции.

— И как долго?

— С тех пор, как уехала отсюда. То есть последние десять лет. Я жила там.

Паскью стал размышлять над сказанным, стараясь найти утерянный ключ к разгадке.

— Однажды я вернулся домой — это было лет десять тому назад. В доме все было так, как я оставил, уходя, или как ты оставила. Прошло какое-то время, может быть день, прежде чем я осознал, что на самом деле означало это слово — «оставила». Я не знал, что ты собираешься так поступить, и, когда это произошло, не мог понять почему. Ни записки, ни телефонного звонка. Можно было подумать, что тебя нет в живых. Полиция допускала и такую возможность. До тех пор, пока ты не «дала мне знать», что с тобой все в порядке. За определенный промежуток времени я испытал все: страдание, недоумение, отчаяние, смятение и еще черт знает какие чувства. Знаешь ли ты, как скверно мне было! Как... — Он напряженно подыскивал простые слова, чтобы передать чувство потерянности, охватившее его, поведать о своем пьянстве, испуге, одиночестве, об отвращении к самому себе, переполнявшем его. В конце концов он просто посмотрел на нее пристально, покачав головой, как будто ждал ответа.

— Тебе показалось, что все произошло внезапно? — спроеила Ка-рен. — Мне тоже. Я ушла на встречу с одним человеком и была уже на пути домой, когда осознала, что не хочу возвращаться. И сказала себе — хватит. Я повернула в другую сторону и так и не попала домой. Вот почему я не взяла с собой никаких вещей.

— "Сказала себе — хватит"! — Паскью глотнул виски, и в голове у него все поплыло...

— Хватит пустоты, — продолжала Карен. — Пустота — вот, видимо, от чего я прежде всего хотела избавиться.

Ключ к разгадке пока не нашелся.

— Но почему именно в Италию? — спросил Паскью. — Не понимаю, что тебя туда влекло?

— Думаешь, климат?

— Климат, вино, картинные галереи, ну не знаю, что еще. В этой истории все удивительно.

— Меня увез туда итальянец.

Паскью медленно отвинтил колпачок на бутылке виски и подлил в стакан — чуть-чуть, лишь бы чем-то себя занять.

Карен улыбнулась и вскинула брови.

— Забудь об этом.

Помолчав, он сказал:

— Ты меня удивляешь...

Этому воспоминанию было всего две минуты, но он чувствовал, как толща прожитых лет расступается перед ним, чтобы перенести его в тот момент, когда Карен произнесла: «Я ушла на встречу с одним человеком. И уже была на пути домой...» Вот здесь-то и крылся ключ к разгадке.

— И как его зовут? — Он задал Карен тот же вопрос, с которого она начала разговор, войдя в квартиру, с той лишь разницей, что ее это на самом деле нисколько не интересовало.

— Как его зовут? Где мы познакомились? Как долго это у нас продолжалось? Все это вопросы десятилетней давности, Сэм. Я полюбила его и разлюбила тебя. Просто интересно — даже поразительно, что у тебя никогда не возникало ни малейшего подозрения. — Она выпила виски залпом с таким видом, словно собралась уходить. — Поразительный эгоцентризм.

— Ты считаешь?

— Эгоцентризм и безразличие — две стороны одной медали. — Она продолжала: — Его зовут Эдуардо. — Теперь уже не имело никакого значения, знает он это или нет.

— И ты продолжаешь жить там?

— Да. Мы несколько раз переезжали, но все время оставались в одном и том же районе. Теперь живем в окрестностях Перуджии. У нас своя ферма, есть даже небольшой виноградник.

Паскью закрыл глаза, стараясь представить себе эту картину. Холмы под синим небом, террасы с виноградниками, дом, сложенный из бледного камня, крытый большими терракотовыми черепицами. На террасе Карен с Эдуардо потягивают вино, нежась в последних лучах заходящего солнца.

— Звучит идиллически, — отметил он.

— Такая жизнь нас вполне устраивает. — Она произнесла это подчеркнуто скромно.