Проигравшие платят. Американец, Австралиец, дон Руджеро и Тонио каждый дали трактирщику по тридцать лир.
Пиццаччо — патрон в этой партии — налил стакан вина и поднес его к губам. По правилам так начинается вторая часть второго тура «закона».
— Королевское винцо! — воскликнул Пиццаччо. — А ну-ка, помощник, отведай!
Главный смак, пожалуй, в том, что Пиццаччо говорит хозяйским тоном с Маттео Бриганте, который в жизни на самом деле его хозяин. Это ниспровержение иерархических отношений — отголосок сатурналий Древнего Рима — особенно обостряет интерес к игре.
Бриганте наливает себе стакан, отхлебывает глоток.
— Просто грех, просто грех, — говорит он, — тратить такое винцо на свиней.
— Поступай как знаешь, — отвечает Пиццаччо, — ты мой помощник.
Бриганте залпом осушает стакан.
— Выпью-ка еще, — заявляет он.
— Что ж, это твое право, — отвечает Пиццаччо.
Бриганте наливает себе второй стакан. В кувшине всего семь стаканов. Значит, остается только четыре.
Случается иной раз, что патрон с помощником выпивают весь кувшин и даже стаканчика не предложат проигравшимся. Что ж, они в полном праве. Но особенно обостряется интерес, если приберечь этот приемчик к самому концу игры, когда уже разыграны десяток партий и, если судьба плюс злое невезение будто нарочно сговариваются, чтобы какой-нибудь один или несколько игроков ни разу не попали в патроны или в помощники патрона и когда на их глазах те, кто устанавливают закон, молча осушают кувшин за кувшином, они окончательно ожесточаются. С этим оттенком нельзя не считаться. Но Пиццаччо с Бриганте слишком умелые игроки, чтобы использовать такой выигрышный трюк в начале партии, когда каждый еще владеет собой.
Бриганте медленно выпивает второй стакан.
— Я подыхаю от жажды, — говорит дон Руджеро.
— Поставим ему стаканчик? — спрашивает Бриганте.
— Поступай как знаешь, — отвечает Пиццаччо.
Бриганте тут же наливает стакан дону Руджеро. Нет ни малейшего интереса томить дальше этого мальчишку, который живет-то большую часть года в Неаполе и глубоко равнодушен ко всем манакорским козням и сплетням; к тому же в силу благородного происхождения его вряд ли даже способны унизить отравленные стрелы остальных игроков. Сам-то он игрок весьма посредственный. Однако в игру его охотно берут, чтобы не раздражать, потому что он, если попросят, охотно дает свою «веспу», свое каноэ, платит без лишних слов за выпивку, а также и потому, что, когда его захватывает игра, он способен на злобную выходку, а это для игрока в «закон» качество наиболее ценное.
В кувшине остается только три стакана.
— Поднесешь стаканчик? — спрашивает у Бриганте Американец.
«Поднесешь стаканчик» — освященная временем формула, и с этой просьбой обращаться следует не к патрону, а к его помощнику. Таким образом, дон Руджеро нарушил правило, крикнув: «Подыхаю от жажды». Но, принимая в расчет вышеуказанное, это в вину ему не ставится.
— Поставим ему стаканчик? — спрашивает Бриганте у своего патрона по игре.
— Поступай как знаешь, — отвечает Пиццаччо.
— Не думаю, что стоит ему ставить стаканчик, — говорит Маттео Бриганте. — Больно он скуповат. А нам не следует поощрять скупость.
— А он действительно такой скупой? — интересуется Пиццаччо.
— Еще поскупее, чем его оливки, — отвечает Бриганте.
Скупость Американца, равно как и плачевное состояние его оливковой плантации, стала уже притчей во языцех. Разумеется, первое обусловлено вторым. Из Гватемалы Американец возвратился, что называется, на щите: он без конца рассказывал о знаменитых садах «Юнайтед фрут», где работал управляющим. Он совсем забыл о лукавстве своих соотечественников-южан: торговец недвижимостью всучил ему втридорога оливковую плантацию, которая уже не плодоносила, — немудрено, что характер его испортился. Еще долго Бриганте и Пиццаччо посыпали солью его кровоточащие раны. Игроки и зрители не спускали глаз с Американца, который совсем позеленел. Ночью у него наверняка будет приступ малярии. Однако держится он пристойно, молчит, не суетится. Поиздеваться над ним, ничего не скажешь, приятно, но в качестве жертвы Тонио еще забавнее: самое увлекательное — это когда при посторонних бередят раны, нанесенные любовными неудачами.
— Поднесешь стаканчик? — спрашивает в свою очередь Австралиец.