Закон

Доктор оглядел их всех, ища среди них взглядом молоденькую девушку, которую дон Чезаре задумал было положить к себе в постель, когда болезнь Венеры сковала его тело. Взгляд доктора остановился на Мариетте, и именно к ней он и обратился:

— Завтра утром я загляну. Пока еще трудно сказать что-либо определенное.

Он помолчал, потом добавил:

— Вообще-то надежды мало.

И вышел. Эльвира потихоньку завыла.

— Замолчи, — прикрикнула на дочь старуха Джулия.

Она незаметно притронулась к коралловой рогульке, предохраняющей от дурного глаза и висевшей у нее на шее рядом с медальоном девы Марии.

— Замолчи. Нельзя плакать раньше, чем смерть вошла в дом.

Они поднялись в спальню дона Чезаре и окружили постель с балдахином. Больной молча обвел их всех взглядом и наконец заметил Мариетту.

— Вернулась, значит, — проговорил он.

Он сидел на постели, опираясь на груду подушек, подсунутых ему под спину. Правая рука, та, что не шевелилась, лежала на подушечке, обшитой золотисто-белой парчой. Как и всегда по утрам, Тонио тщательно его побрил. А причесала его Эльвира, и, как обычно, белые кудри аккуратным венчиком стояли надо лбом. Кончик белоснежного батистового платка торчал из кармашка темно-синей шелковой пижамы.

Быстрым движением Мариетта опустилась на колени возле кровати и поцеловала его правую руку.

— Простите, дон Чезаре, простите меня!

Рука его взмокла от ее слез.

Он с улыбкой поглядел на нее.

— Слушайте мои приказания, — проговорил он. — Ухаживать за мной будет Мариетта. Только она одна. А все остальные ждите внизу. Пусть Тонио держит наготове «ламбретту» и сам тоже будет готов в любой час дня и ночи ехать куда понадобится. Мариетта вам передаст, что вы должны делать, и позовет, когда в вас будет нужда.

Все в молчании направились к двери, но на пороге старуха Джулия замешкалась.

— Дон Чезаре, — начала она, — надо бы послать за священником.

— Слушай меня хорошенько, Джулия…

Говорил дон Чезаре беззлобно, но так отчеканивал каждое слово, что всем ясно стало: нельзя приставать к нему больше с такими вопросами.

— Одна рука у меня еще действует, и я всегда одинаково метко стрелял что правой, что левой. Если поп посмеет войти в мой дом при моей жизни, я влеплю ему в заднее место хорошенький заряд дроби.

Джулия перекрестилась и вышла из спальни. Дон Чезаре остался наедине с Мариеттой, которая все еще стояла у постели на коленях, прижимая к губам правую его руку, и обливала ее слезами.

— Простите, дон Чезаре, простите меня! — твердила она.

Он хотел было поднять руку, положить ее на голову девушки, ласково погладить ее по волосам. Но рука не слушалась.

— Встань, — сказал он, — перейди на другую сторону кровати.

Она поднялась и перешла на другую сторону кровати, к левой руке дона Чезаре.

— Придвинь кресло и сядь.

Мариетта придвинула кресло и села в изголовье постели.

— Дай мне руку.

Она протянула ему свою прохладную руку, и он сжал ее своей пылающей рукой.

— А теперь, — начал он, — рассказывай, что ты делала эти два дня.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Любовью занималась, — ответила она.

Он с улыбкой взглянул на нее.

— Самое прекрасное занятие для молодой девушки.

Он снова сжал ее руку.

— Улыбнись мне, — попросил он.

Мариетта улыбнулась ему сквозь слезы. Он почувствовал, как ее прохладные пальцы разом обмякли в его руке.

— А я-то надеялся, — продолжал он, — что я сам обучу тебя любви. Но решил я это слишком поздно… А теперь скажи, кто же твой дружок?

— Пиппо, гуальоне.

— Это тот самый черноволосый мальчуган, у которого кудри спадают на лоб, так что ли?

— Да.

— Что же, он красив и, безусловно, пылок. Тебе повезло, что я решился так поздно.

— Но ведь я люблю вас, дон Чезаре! — страстно воскликнула Мариетта.

Она, не сдержавшись, нагнулась над ним всей грудью, глядя на больного широко открытыми глазами.

А дон Чезаре смотрел на Мариетту и молчал.