Закон

Отойдя от окошка, Мариетта еще раз проверила дверь. Косяки трухлявые, петли ржавые, в щелки между разошедшимися досками видно небо: стоит нажать покрепче, ударить чем-нибудь, ну хотя бы вон теми вилами, что валяются рядом, и дверь разлетится в щепы. Она снова схватила нож, который положила было на стол. На глинобитном полу красиво и ярко алела еще не высохшая кровь, накапавшая со щеки Маттео Бриганте. Тут только она заметила, что на спинке стула висит зеленовато-синий пиджак из альпага.

Размышлять долго она не стала. На agito con la stessa rapidita che il pensiero. Действовала с той же быстротой, как и думала. Вытащила из-под мешков бумажник из рыжей кожи с золотыми инициалами, вытащила из внутреннего кармана пиджака бумажник черной кожи и поменяла их местами: рыжий засунула в карман пиджака, а черный - под мешки. Потом вернулась к окошку и стала ждать.

Бриганте приплелся к сарайчику и встал под окошком. Мариетта держалась чуть поодаль от окна. С минуту они молча глядели друг на друга. Крест, шедший через всю щеку, уже почти не кровоточил. Только между краями раны медленно вздувались алые пузырьки.

- Чтобы тебя черти взяли! - чертыхнулся Бриганте. - Ты меня на всю жизнь отметила.

В глазах ее зажегся огонек, скорее всего, веселого любопытства.

- Я до тебя еще доберусь, - пообещал он.

- А ведь это твой окулировочный нож, - пояснила она, - твой, с маркой "Два быка"...

- Свинья чертова, - снова чертыхнулся он. - Впервые такую шлюху вижу.

- Я нож себе оставила, может, еще пригодится, - проговорила она.

- Впусти меня, - попросил он, - мне нужно пиджак взять.

Она подняла нож, угрожающе нацелилась ему прямо в глаз.

- Попробуй войди, - ответила она, - сразу нож в глотку получишь.

- От тебя всего ждать можно, - сказал он.

Теперь, как Мариетта в начале их встречи, Бриганте смотрел на нее исподлобья.

- Что ж, входи, тогда увидишь, - пообещала она.

- Да я тебя не трону, - просил он. - Дай только я войду пиджак взять.

- Попробуй войди!

- Да чем ты рискуешь-то? Я же безоружный...

Он вывернул наружу карманы брюк.

- Смотри, пустые. Это я тебя бояться должен.

- И хорошо делаешь, - подтвердила она.

Они в молчании уставились друг на друга.

- Лучше бы нам с тобой друзьями стать, - начал он.

- Вытри-ка щеку... - посоветовала она.

Несколько пузырьков крови проступили между краями раны и тоненькой струйкой стекали по щеке. Бриганте вытер щеку носовым платком, он уже несколько раз прополаскивал его в ручье.

- Послушай-ка... - проговорил он.

В голосе его опять прозвучали жесткие нотки.

- Ты меня отметила, потрудись расплатиться. Одним только способом ты можешь на мое прощение рассчитывать. Пусти меня и ложись...

Она еле слышно рассмеялась.

- Открой дверь!

- Я сейчас тебе твой пиджак отдам.

Она сняла пиджак со спинки стула и приблизилась к окошку. В одной руке она держала пиджак, в другой - открытый окулировочный нож.

- Сейчас тебе пиджак отдам, - повторила она. - Только смотри, не балуй! Если просунешь руку, ножом ударю.

Она протянула ему пиджак из окошка, и он молча взял его, даже не попытавшись схватить ее за руку.

- Слава богу понял, - проговорила она.

Он надел пиджак.

- А если бы ты только захотела... - начал он. - В жизни такой шлюхи еще не встречал, - добавил он размягченно. Голос его теперь звучал почти нежно.

- Да мы с тобой вдвоем... Уедем вместе на Север. Такая девка, как ты... Весь мир будет у наших ног. Я ведь богатый, знаешь? Чего мы только с тобой не наделаем, а?..

Она беззвучно рассмеялась. А потом спокойно захлопнула окошко и деревянные ставни, открывавшиеся изнутри.

Бриганте несколько раз негромко стукнул в деревянную ставню.

- Я ведь богатый, слышишь, Мариетта? Очень богатый...

Ответа не последовало. Бриганте поплелся домой.

Этим утром дон Чезаре пошел в низину поохотиться на водяных курочек. Шагал он долго, крупным бесшумным шагом, а за ним с ягдташем семенил, обливаясь потом, Тонио.

Когда из камышей подымалась птица, он бил ее наугад, небрежно вскидывая ружье в воздух, вернее, делал еле заметное движение, дуло описывало кривую, застывало на миг, смертоносный свинец со свистом рвал воздух, казалось, не потому, что в патроне взрывается порох, а потому, что выбросило его это четкое, резкое, точное движение предельного изящества, и рассекает он воздух, как бы повинуясь скорее воле самого дона Чезаре, чем законам баллистики, сражает тяжелую птицу, а она еще продолжает с минуту по инерции лететь вперед, но клонится все ниже к камышам, еще бьет крыльями, но все неувереннее, все более вяло, и опять-таки кажется, что сразил ее не бешеный полет свинца, а воля дона Чезаре, материализовавшаяся в этом резком движении руки, вскинувшей ружье, что его рука вцепилась добыче прямо в шею, где так мягок пух, подсекла широко распахнутые крылья и душит ее, душит, пригибая к топкой низине.