Закон бумеранга

Пока Дрэго наслаждался обществом величайшей женщины на планете, Финик отыскивал собратьев, способных выполнить довольно сложное, но весьма прибыльное задание. На Базарной площади обитало преимущественно беднейшее население, промышлявшее бродяжничеством, воровством и разбоем. Отовсюду смотрели пронырливые бегающие глаза. Днём на улице было многолюдно: толпились торговцы, извозчики зычно зазывали клиентов, бегали туда-сюда с поручениями разносчики, по углам жались проститутки. Здесь редко можно было встретить модного господина или изящный экипаж, а дамы вообще предпочитали обходить Базарный район за тридевять земель. Из-за частых драк и поножовщин все прилегающие к площади районы, кварталы и переулки периодически патрулировались.

Финик забежал в трактир, носивший пафосное название «Улыбка Фортуны», и присел за барную стойку рядом с девкой, чей род занятий не вызывал сомнений. Её выцветшее, ещё молодое лицо порозовело от выпитого крепкого напитка.

– Привет, Жужу! Как поживаешь?

– Ишь ты! Интерес проснулся? И с чего это вдруг? – ухмыляясь, промурлыкала она.

Финик полез в карман, выискивая мелочь, а потом, отсчитав несколько монет, сунул их девке. Жужу презрительно уставилась на мелочёвку.

– Чтобы Финик раскошелился? Мир перевернулся?

– Ну, ты не борзей, – он раздражённо фыркнул, – дело есть.

– Раз дело, выкладывай, а я посмотрю, насколько твоё «дело» потянет.

Девка почувствовала, что на горизонте замаячила прибыль и по-царски вложила в руку Финика дарованные ей деньги.

– Как знаешь, – буркнул он, высыпая их обратно в карман. – Мне надо, чтобы сегодня вечером в трактире собрались наши.

– Тебе надо, ты и собирай, – Жужу, шумно выдохнув, опрокинула содержимое рюмки в рот.

– Дура! – смачно ругнулся он. – Хорошие деньги предлагают, а ты выёживаешься.

В это время к ним подошёл степенный мужчина с необыкновенно честным выражением лица. Его глаза добродушно улыбались, глядя на завсегдатаев заведения. На фоне грязи и довольно неприглядного интерьера мужчина выделялся чистотой и даже изяществом своего наряда. Посетители испытывали к хозяину что-то вроде уважения, стараясь не учинять в таверне погромы, побои и дебоши, которые являлись частью местного колорита.

– Что пожелаете? – спросил он у Финика, поприветствовав его наклоном головы.

Финик постоянно поражался умению хозяина таверны одним жестом, выражением глаз возвысить любого, даже самого захудалого посетителя до уровня знатнейшей особы. Может, именно благодаря этому умению в таверну со всех концов столицы стекались толпы желающих позубоскалить, поиграть в покер или вист и выпить горячительных напитков.

В его таверне, как полагалось, были две половины: «чистая» и «грязная». В «чистой» половине, как требовал негласный устав заведения, трапезничали более состоятельные граждане, торговцы или заезжие гастролёры. Правда, «чистая» половина таверны отличалась от «грязной» лишь наличием замызганных жиром и приправами скатертей, наброшенных на грубо сколоченные столы.

– Вино, ваше фирменное, – важно заказал Финик.

В заведении подавалось виноградное сусло, которое начало бродить, но ещё не стало готовым напитком. Оно имело приятный сладковатый вкус и небольшую крепость. Как правило, такой напиток брали только зажиточные граждане. Обычный люд предпочитал, как и сидевшая рядом проститутка, более крепкие напитки, которые позволяли с нескольких рюмок отлететь в мир их грёз.

– Фи! Ни уму, ни сердцу, – услышав заказ, скривилась Жужу.

– Много ты понимаешь, – обиженно пробурчал Финик, а потом добавил более уверенным тоном, – ну что, соберёшь народ к вечеру, часам к девяти?

– Соберёшь, умный какой. А мне что за это будет?

Финику очень хотелось огрызнуться, но он решил сдержаться и примирительно сказал:

– Если дело выгорит, то нам хорошо заплатят, честное благородное.

Для наглядности он со всей дури ударил себя в грудь, слегка не рассчитав. От удара он поперхнулся и раскашлялся.

– Ладненько, ловлю тебя на слове, – вяло пробурчала Жужу, сползая со скамьи, – заплатишь.

Финик не успел прийти в себя, как её и след простыл.

– Вот влип, – зло прошипел он.

Услышав с чувством брошенную фразу, трактирщик сочувственно оскалился.

– Может, поесть что-нибудь? – вкрадчиво спросил он.

Недалеко изрядно подвыпившая личность, стряхивая пьяную слезу, чувствительно загнусавила:

Шумел камыш, деревья гнулись

[12],А ночка тёмная была…

Другая хмельная фигура баском подтянула:

Одна возлюбленная пара
Всю ночь гуляла до утра.

Слушатели в полном восторге присоединились:

А поутру они вставали.
Кругом помятая трава…

Пожилой завсегдатай, наиболее прочувствовавший глубокий смысл застольной песни, лихо топнув ободранным сапогом, пошёл в пляс. Протяжная песня усилиями профессионалов превратилась в танцевально-плясовую. Через мгновение к нему присоединились и остальные.