Закон Чернобыля

– И ты правда ждешь, что я соглашусь на твой реально дьявольский план? – удивился я. – Ты, значит, будешь богом в глазах потомков, а я той тварью, что согласилась уничтожить человечество?

– В глазах потомков, – хмыкнул Захаров. – Что есть история? Ее пишут люди так, как им выгодно. Поверь, после победы над чудовищами мы напишем просто потрясающую историю о том, какой значительный вклад ты внес в это великое дело. А чтобы тебе лучше думалось, я хочу тебе сообщить следующее. Все пять фрагментов тел твоих друзей очищены лично мной от синей пыли, которая при возрождении превратила бы их в чудовищ. Матрицы уже готовы и лежат в автоклавах, и для начала процесса преобразования требуется нажатие всего одной кнопки. Более того. Тебе известна история американского полицейского Джека Томпсона, о которой ты написал в романе «Закон проклятого», – его жену и ребенка убило чудовище. Что ж, я, может, в твоих глазах не меньший монстр, но у меня тоже есть сердце. В общем, я выделил из своих запасов еще две матрицы, и если ты согласишься, несчастный муж и отец вернет обратно с того света свою семью. Добавлю, что в обновленном мире и ты, и все те, кто тебе дорог, займете не последнее место. Континентов во владение не обещаю, но каждому по стране выделю легко и с удовольствием. Помощники нужны всем, даже богу.

Я смотрел на этого мило улыбающегося, добродушного с виду пожилого ученого – и поражался тому, как низко готов пасть человек ради безраздельной власти. Но поражайся, не поражайся, а альтернатива очевидна.

– Ты верно все понимаешь, – кивнул Захаров, словно прочитав мои мысли. – Если ты не дашь согласия, я по-любому сделаю все, что запланировал, пусть даже без гарантии результата. За эти годы я накопил достаточно матриц и опыта по управлению клонами, так что, надеюсь, они выполнят свою миссию и без Предназначения. А если нет, то мне не привыкать: одним неудачным экспериментом больше, одним меньше – какая разница? Чернобыльская АЭС – это неиссякаемый источник аномальной энергии, которую я давно укротил, взнуздал и научил становиться на колени по моему приказу. Не получится этот эксперимент, значит, будет следующий. Но его результатов уже не увидишь ни ты, ни твои друзья. Так что решение за тобой.

– Мне надо подумать, – сказал я.

– Понимаю, – кивнул Захаров. – Я удалюсь, дабы ты не решил, что я на тебя давлю, но вернусь за ответом ровно через десять минут. Пытаться сбежать не рекомендую – тут всюду камеры, а за дверью установлен пулемет. Ты ж меня знаешь, я всегда перестраховываюсь. Удачного обдумывания. Уверен, что ты примешь верное решение.

И вышел из палаты.

* * *

Я и сам не знал, что мне дадут эти десять минут. Соглашаться на предложение безумного ученого я не собирался, но и вариантов сбежать не было.

Наручники были пристегнуты к толстенным стальным дужкам, приваренным к боковинам кровати, отломать их было нереально. Да и если б оторвал – толку-то, коль за дверью пулемет и выход только один?

Я с тоской посмотрел на объемную татуировку, обхватывающую мое предплечье четырьмя кольцами. Пиявка Газира, живущая у меня под кожей, тоже ничем не поможет. Похоже, она вообще в спячку ударилась, и, кстати, даже не почесалась, когда меня Кречетов убивал. Ну и если проснется – смысл? Стальные браслеты она точно не перегрызет, а проволочные отмычки, которые я всегда ношу спрятанными в рукавах своей одежды, у меня благополучно вытащили при тщательном обыске, я проверил.

Короче, вариантов не было. Пройдет еще минут пять, вернется Захаров, выслушает мой отказ, покачает головой – а потом сделает все, что обещал. В этом я даже не сомневался. Обидно, конечно, но ничего не попишешь, может, хоть умертвит безболезненно по старой памяти… Эх, мне бы сейчас мою «Бритву» в руки, я б эти наручники одним легким движением кисти смахнул…

Внезапно мою ладонь что-то кольнуло, причем довольно сильно. Что за черт?

Я повернул голову – и обалдел…

Прямо из середины моей ладони торчал серебристо-лазурный кончик клинка, который я узнал бы из тысячи! Хотя бы потому, что на нем не было ни капли крови, как и на моей ладони, а на такое способен лишь один нож в мире, откованный из редчайшего артефакта.

Но как «Бритва» залезла в меня? И почему я не чувствую ее продолжения в руке, лишь ладонь сильно саднит, будто в ней засела большая заноза?

Впрочем, я быстро прекратил мысленно задавать самому себе вопросы, на которые все равно ответов не было. Вместо этого я, все еще не веря в происходящее, выгнул кисть наружу и резанул клинком по цепочке, соединяющей два браслета.

Оказалось, что я не сплю и не брежу – пятисантиметровый кусочек металла легко рассек стальное звено, словно оно было слеплено из пластилина.

Остальное – дело техники. Через несколько секунд я освободился полностью и скатился с кровати, пока слабо представляя, что делать дальше. Однако подсказка пришла незамедлительно.

– А вот этого я и не предусмотрел, – раздался измененный динамиком голос Захарова из-под потолка. – Извини, Снайпер, но, как я понимаю, мы не договоримся. Огонь!