Сталь дверей была толстой и прочной, и после каждого вскрытия клинок моего ножа тускнел на глазах. Видимо, Захаров прокачал эти мощные бронированные куски металла какими-то артефактами, отчего «Бритва» стремительно теряла энергию, которая могла мне еще пригодиться. И потому я бежал, весь обратившись во внутренний слух, который здесь, в Зоне называют «чуйкой».
Нет, не за этой дверью…
И не здесь…
И не тут тоже…
Я мысленно сканировал пространство, скрытое толстенной броней, представляя, что за ней стоит Захаров, ковыряясь в чужих извилинах, – и не находил мощных эманаций мозговой деятельности академика. От него энергией и несгибаемой волей тащило за километр, но пока я не чувствовал вблизи ничего подобного…
А вот впереди – да, что-то такое было. Некое напряжение воздуха, какое случается в Зоне перед выбросом. Слабее, конечно, но очень похоже. И я бежал навстречу этому невидимому маяку, уже не оглядываясь по сторонам, так как знал, что несусь со всех ног в верном направлении.
Поворот, еще один – и вот оно!
Коридор заканчивался бронированными воротами с заклепками по всему периметру величиной с мой кулак и с огромными знаками биологической опасности, нарисованными на каждой створке. Судя по основательности сооружения, строили его еще при СССР, дабы намертво отгородить то, что хотели скрыть за этими многотонными заслонками.
Тут и охраны никакой не нужно – подобную преграду и бронебойным снарядом не взять. Но я бежал вперед, вновь доставая из ножен свою «Бритву» и очень надеясь, что в ней осталось энергии на то, чтобы вскрыть эдакую махину…
Но вскрывать ничего не потребовалось. Похоже, Захаров следил за мной через скрытые видеокамеры, поэтому при моем приближении одна из створок дрогнула – и бесшумно отворилась. Меня словно приглашали – мол, хотел в гости? Давай, заходи. Только потом не обижайся, если что.
Я не исключал, что, как только я проскользну в эту щель между толстенными стальными створками, меня тут же изрешетят из нескольких пулеметов. Но, с другой стороны, не стоять же теперь как баран перед этими воротами, переминаясь с ноги на ногу? Ну, я и вошел – так, чтобы минимизировать риски, хотя и понимал, что вряд ли это поможет, если меня твердо решили завалить при входе.
В общем, в образовавшуюся щель я не вошел, а вкатился колобком. Выйдя на ноги, тут же метнулся в сторону, уходя с линии выстрела… и понял, что в меня никто не пытается всадить очередь.
Я находился в просторном помещении, напоминающем предбанник больницы. Везде белая кафельная плитка – и на полу, и на стенах. Потолок тоже белый, с яркими круглыми светильниками, явно не имеющими отношения к «вечным лампочкам». А впереди – вполне себе обычные широкие распашные двери, в которые и каталка проедет, и небольшой грузовик.
Что ж, не собираетесь убивать – и на том спасибо. Не опуская автомата, я шагнул было к дверям – и остановился. Ибо они вдруг резко распахнулись, и в помещение вошла она…
Девушка нереальной красоты, с лицом богини и фигурой, от взгляда на которую кружится голова и в нижней части живота просыпается вулкан, готовый взорваться фонтаном горячей лавы…
Я хорошо знал ее раньше. Она была потрясающей любовницей и хладнокровной стервой – сочетание, довольно часто встречающееся в жизни. Однажды она попыталась застрелить меня, но одна девушка подставила себя под очередь, предназначавшуюся мне. И умерла вместо меня. Тогда я убил эту стерву и ни разу не пожалел о том, что сделал.
Но сейчас она вновь стояла передо мной, еще более красивая и соблазнительная, чем раньше. Ее словно дополнительно отретушировал гениальный пластический хирург, сделав из красавицы совершенство, от которого невозможно было отвести взгляда – плотоядного, как у голодного тираннозавра, увидевшего умопомрачительно-соблазнительную кучу свежего мяса.
– Неплохо кувыркаешься, – произнесла она, скривив полные губы в усмешке. – Помнишь меня?
– Тебя трудно забыть, Касси, – внезапно севшим хриплым голосом произнес я. – Признаться, я думал, что убил тебя тогда…
– Мужчины всегда убивают то, что любят, – рассмеялась она. – Так что ты не оригинален. Ведь ты любил меня, Снайпер, не так ли?
Я не знал, что ответить.
Я просто растерялся…
Там, за бронированными створками, я был готов встретить что угодно – пулеметный расчет, стаю мутантов, прирученных Захаровым, взвод кибов с пушками Гаусса, получивших приказ прожарить меня с кровью, словно говяжий стейк…
Но увидеть здесь ту, кого убил собственными руками и кого – чего уж тут скрывать – желал не душой, но телом однозначно. Ту, что порой являлась в беспокойных снах, обнимая меня холодными руками и шепча: «Ну признай, нам же было хорошо вместе…»
Короче, пока я стоял, разинув варежку и придумывая, что ответить, она шла ко мне вальяжной походкой, на ходу небрежно расстегивая пуговицы камуфляжа, сверху вниз, одну за другой, и невозможно было от этого зрелища отвести взгляд, прикованный к следующей пуговице, которую она теребила холеными пальцами, дразня и не торопясь расстегивать…