Закон Чернобыля

Я вколол себе его содержимое и почти сразу почувствовал, как по телу разлилась теплая волна, растворяющая боль и усталость. Обман мозга, потом будет только хуже. Но сейчас мне нужно было сделать последний рывок…

Зачем-то очень нужно.

Я без сожаления отбросил аптечку с оставшимися в ней противобактериальными и радиозащитными средствами. Зачем они мутанту, который болеет, лишь когда поймает пулю, а что такое пагубное воздействие радиации, давно забыл? Зона забирает душу, но зато дарит здоровье, которому могут позавидовать те, кто остался на Большой земле. У ходячих трупов насморка не бывает.

Поднявшись на ноги, я засунул в ножны «Бритву», отметив про себя, что клинок уже еле светится, а значит, энергии в нем осталось совсем немного, подобрал автомат и направился к дверям, ведущим, надеюсь, к конечной цели моего кровавого и изматывающего путешествия.

* * *

Я не ошибся.

Это была лаборатория. Большая, но мы и побольше видали. Метров четыреста квадратных, заставленных громоздким научным оборудованием.

И, конечно, тут были автоклавы.

Десять штук, с лежащими в них белыми матрицами, формой напоминающими человеческие тела. С виду как если бы кто-то залил египетскую мумию белой пластмассой. Голова без намека на лицо, просто слегка вытянутый шар, остальное – заготовка для тела, с едва заметными контурами конечностей.

Я уже встречал такое в лабораториях Зоны. Правда, впервые видел, чтобы возле головы каждой матрицы лежал брикет пластиковой взрывчатки с воткнутым в нее радиодетонатором.

Помимо матриц и оборудования в помещении находились еще трое.

В центре лаборатории возвышалась прямоугольная рама, сваренная из рельсов, к которой был цепями прикован Кречетов – вернее, его металлическое тело с мозгом, плавающем в аквариуме без верхней крышки. В многострадальные извилины ученого были всажены многочисленные иглы, к которым тянулись разноцветные провода.

Захаров, по обыкновению, торчал возле одного из пультов управления, неотрывно глядя в экран и молотя пальцами по клавиатуре. А возле него стоял полисмен Джек Томпсон с автоматом наперевес и решительно-каменным лицом телохранителя, готового умереть ради безопасности охраняемого объекта.

– Опять ты? – сказал академик. Бросив на меня мимолетный взгляд, он скорчил недовольную гримасу и вновь уткнулся в экран. – Признаться, я очень надеялся, что биоформа тебя угробит. Получается, надеялся зря. Грустно. Значит, придется еще поработать над созданием, которое я считал совершенным убийцей. Жаль, что я ошибся, но, тем не менее, спасибо тебе за тестирование моего изобретения – на досуге я непременно посмотрю записи с камер и сделаю соответствующие выводы.

Все время, пока он говорил, я медленно, стараясь не делать резких движений, шел вперед, опустив ствол своего автомата в пол. Я точно не хотел убивать полицейского, действия которого были вполне понятны без разъяснений – Захаров пообещал ему оживить жену и дочь, а ради этого американец застрелит любого, кто попытается помешать исполнению его желания.

– Кстати, если ты собрался меня убить, хочу пояснить кое-что, – сказал Захаров, небрежно кивнув на небольшой пластмассовый прибор, край которого высовывался из нагрудного кармана его белоснежного халата. – Если мое сердце вдруг перестанет биться, немедленно взорвутся заряды в автоклавах, которые уничтожат и матрицы, подготовленные к перерождению, и биоматериал, уже заложенный в приемники. Иначе говоря, ты никогда больше не увидишь своих друзей, а господин Томпсон – свою семью. И все, что мне от вас обоих нужно, так это просто чтобы вы не мешали. Дайте мне спокойно закончить мою работу, после чего я, как и обещал, займусь воскрешением тех, кто вам дорог. Идет?

– А какой смысл в их воскрешении, если суммы все равно уничтожат человечество? – поинтересовался я, продолжая неторопливо приближаться. – Мои друзья и семья Джека ведь тоже часть человечества, верно? Значит, если ты их оживишь, они все равно рано или поздно погибнут, сожранные твоими суммами.

– Мы ведь уже говорили об этом, – поморщился Захаров. – В соседнем зале готовы для трансформации пятьсот матриц. Достаточно ввести им твои биоданные, и оружие против сумм будет готово в течение нескольких часов…

– Я не совсем понимать, – наморщил лоб Томпсон, поворачивая голову в сторону академика. – Вы хотеть убить человечество?

Захаров не ответил. Он неистово молотил по клавишам клавиатуры, и я ясно видел в его глазах – еще немного, совсем немного, и он вытащит коды из мозга Кречетова. И тогда…

– Я не согласный, – сказал Томпсон. – Мой семья не стоит всех людей на этот планета.

И нажал на спусковой крючок.

Надо признать, стрелял он неплохо. Простучала короткая очередь – и перебитый пулями пучок проводов, протянувшийся от мозга Кречетова к пульту управления, провис книзу.

Я ожидал, что Захаров, как в плохом романе, закричит «Неееет!» и начнет рвать на себе волосы…

Но ученый оказался сдержаннее.

Перестав барабанить по клавиатуре, он посмотрел на зависший экран – и, вздохнув, сказал: