Закон дитто

– Господин, в приюте готовы принять вас, – сказал он на чистом таррванийском, войдя в комнату. Костюм тройка, безупречно выглаженные стрелки брюк, начищенные ботинки. На запястье сверкнули дорогие часы, а ухоженная прическа и аккуратно подстриженная борода добавили лоска образу. Он выглядел как довольно-таки обыденный бюргер. Не такой, какими я их видел лет сто назад, но внешний вид выдавал достаток.

Нам нужно было соответствовать земным требованиям, чтобы двери открывались без угроз, а дороги были устланы лепестками, а не кровью.

Я оправил полы пиджака, вставая.

– Выезжаем сейчас же.

Приют находился в живописном лесном пригороде, в нескольких километрах от Дрездена. Длинная дорога, впрочем, не заняла много времени – и вот машина с легким шуршанием проехала по гравию свеженасыпанной дорожки и встала под сенью огромного дуба. Аллистир, бормоча ругательства на таррванийском, сдержался и не выскочил сразу из машины, дав себе пять секунд отдышаться.

Ему, сильнейшему некроманту, было не по себе от замкнутого и опасного пространства, но перед господином негоже терять лицо. Я всю дорогу не обращал внимания на его пристальный взгляд и оцепеневшую позу, сейчас же делал вид, что уточняю время на часах. Водитель посмотрел на нас через зеркало слегка, как мне показалось, обеспокоенно.

Однако пора идти.

Аллистир вышел наружу и все же украдкой издал вздох облегчения. А затем поравнялся с моей дверью и с поклоном отворил ее. Я поднялся, опираясь на дорогую черную трость. Набалдашник в виде головы ощерившегося в гневе серебряного дракона блеснул в ярком осеннем свете алмазными глазами.

Дородная женщина в строгом сером костюме и с лицом, натянутым почти до угловатых ушей, с прической, собранной в строгий пучок, растянулась в лягушачьей улыбке, увидев нас. Она дожидалась гостей на пороге.

– Добро пожаловать, господа, – громко говорила она, пока мы подходили к зданию, серой коробкой безмолвно стоящему за ее спиной.

– Госпожа Гауф, спасибо за приглашение. – Аллистир протянул ей руку, она в ответ дала свою, а он, вывернув ладонь, поднес ее к губам.

Фрау Гауф зарделась, засопела, а затем чуть смущенно произнесла, отняв руку:

– Пройдемте внутрь.

В кабинете директора, не столь богатом, но, конечно, весьма отдающим немецким характером, было не уютно – практично. Светлые стены, холодный свет электрических лампочек, сияющий порядком шкаф с документами.

Пока мы поднимались по лестнице с облупившимися стенами на третий этаж, я вдыхал и вдыхал запах, надеясь найти дуновение, хотя бы кусочек, хвостик силы.

Но стены молчали.

Когда она отдала документы, спрятав в ящике стола конверт с десятками тысяч марок и провернув ключ, Аллистир занял ее вежливым разговором, расспрашивая об Александре.

Директор, полностью очарованная природным магнетизмом некромантов и внушительным взносом, довольно быстро рассказала про мальчика, прибывшего в приют в совсем раннем возрасте.

Я слушал краем уха, изучая досье, написанное на немецком языке, конечно же. При взгляде на фотографию серьезного, угрюмо смотрящего, но с дерзкой ухмылкой Александра, кольнуло где-то в груди.

Он никогда не рождался точной копией себя. Всегда что-то менялось, чуть трансформировалось. Но глаза и эта ухмылка – неизменны.

– …Ох, обычные люди не так бесстрашны, есть же тормоза у всех. Чувство самосохранения, в конце концов! И эта прямолинейность, ох-ох! Ему совершенно было не важно мнение общества, – подтвердила директор то, что я успел прочесть в строке здоровья. – А вот на Кире у него была нездоровая фиксация. Вечно видели его с этим вздорным ребенком. Стоило разлучить их, как кто-нибудь из них закатывал истерику.

Высокофункциональный аутизм, пограничное расстройство личности. Предварительный диагноз поставлен в пять лет, подтвержден в десять лет.

Так вот как это называлось на Земле.

– И всегда рисовал эти схемы. После автокатастрофы он замкнулся в себе. Специалисты работали с ним, но завлечь удалось только шахматами. Тут-то и открылся настоящий талант. Получал разряд за разрядом, ему прочили блестящее будущее, а он после выпуска устроился на работу за сотню марок преподавать детям в вечерней школе шахматы. Опять же пошел за Кирой, которая уговорила его жить в квартире, выделенной ему в Дрездене после победы на международном турнире.

– А давно они не подавали вестей?

– Ой, семь лет как уже. Или восемь.

– Понятно. Адрес?

Она быстро черканула пару строк и смущенно отдала Аллистиру. Я успел заметить мелким почерком подписанные номер и имя.

Аллистир невозмутимо вложил листочек в портмоне и улыбнулся.

Директор залилась краской.

На улице нас все так же дожидался водитель. Серая BMW привлекала внимание – слишком дорогой автомобиль для такого отдаленного приюта. Несколько детей прилипли к окнам, с любопытством и восхищением рассматривая машину.

Я вдохнул осенний воздух. Тучи, пока мы целый час сидели в кабинете, успели напрочь закрыть небо, предвещая сильную грозу.

Становилось холодно. Легкая дрожь прошлась по спине, когда ветер колыхнул волосы, впечатал галстук и оттопырил пиджак.