Закон есть закон

– Зови своих ребят! – велел я. – Но дверь мы будем ломать не здесь. Как тебя зовут?

– Гарри. То есть супербой, я хотел назваться супербоем синевы… – Парнишка окончательно смешался и добавил: – Супербой – это круто.

– Это место уже занято. – Я слегка повел головой в сторону призрака.

– Все, наверное, ржут, когда ты жуешь, да? – спросил Гарри.

– Хочешь поржать? – спросил я мрачно.

Повисла пауза.

– Вообще-то нет… – смутился парнишка и даже слегка отступил.

– Ладно, все синёво, не мельтеши. Пошли со мной, Гарри.

– А можно, ты будешь называть нас бойцами? – спросил парнишка.

Я кивнул. Не стал уточнять, что слово «боец» я мысленно буду брать в кавычки.

– Отлично. Просто отлично! Мы в команде!

Он кликнул своих, и они явились – такие, как я описал. Девчонки были совсем не отвязные, а просто девчонки – вроде Полины, хотя и накрасили темно-синей помадой губы. Мне очень хотелось отправить их по домам, но я знал, что они не уйдут. Самым младшим – лет четырнадцати, не старше – был тощий паренек по кличке Пончик. Все они были наивные, неумелые, глупые. Но при их виде я испытал такое воодушевление, такой прилив сил, что меня буквально стало распирать от гордости.

У меня есть команда!

И первым делом я решил проверить одно место, где могли держать Макса.

* * *

Я привел своих «бойцов» к особняку Пеленца. В этот дом когда-то пришел сын моего учителя. А потом тело Кайла со сломанной шеей вынесли через заднюю дверь и выбросили на свалке. Пелена закона подарила Пеленцу прощение за это убийство. Ну что ж, теперь новый хаос позволяет мне его убить.

И при магистре Конраде, и при магистре Берге, то есть семнадцать лет подряд Пеленц был судьей. Пелена не назначает наказания. Она просто хватает виновных и не замечает тех, кто соблюдает правила. Пеленц как судья выносил приговоры. То есть определял, на каком уровне и сколько арестованному сидеть. Разумеется, он не мог опустить человека на минус девятый за грабеж или воровство, но мог запереть его на минус третьем вплоть до падения. А мог отпустить после трех дней отсидки, назначив штраф. То, что этот человек по своей сути оказался хладнокровным убийцей, меня бесило больше всего. Жажда мести завладевала мной постепенно, как тяжелая, неподвластная медицине болезнь. Поначалу я испытывал лишь гнев и ненависть, когда в первый раз услышал от Графа рассказ о смерти его сына. Но и только. Мысль, что Пеленца необходимо уничтожить, мне на ум не приходила. Хаос выдал ему индульгенцию всепрощения, и я принял ее, как принимали все жители Альбы.

– Почему мы решили, что хаосу имманентно присуща безнаказанность? – Этот вопрос Графа что-то сдвинул в моей голове.

Граф много лет пытался отдать Пеленца под суд. Чтобы закон осудил судью? Получалось что-то вроде змеи, пожирающей свой хвост. Только я не видел, чтобы кто-то жрал сам себя, даже с большой голодухи.

На другой день после смерти Графа Пеленц и его люди явились в дом умершего, которого еще не похоронили. У них был ордер на изъятие архивов. Они перерыли все в доме и наиболее ценные вещи упаковали в большие ящики – брали даже одежду, а если попадалась какая-нибудь старинная безделка, она тут же исчезала в коробке как улика. Пелена терпела – Пелене предъявили ордер за подписью Пеленца, и она проглотила эту видимость закона, одобрила и легализовала. Стражи не брали книги, их пальцы пауками сновали по полкам, выворачивая самые пухлые тома в поисках припрятанных денег и тайников. И еще они искали рукописи Графа по теории синевы. Искали, но не находили. Лишь недавно начатый дневник – записи за последние дни – попался им в руки. Когда Пеленц вынул его из ящика стола, Ада не выдержала и кинулась на судью.

– Отдайте! – Она вцепилась в дневник и попыталась вырвать кожаный переплет из рук Пеленца.

Обычного человека Пелена бы обездвижила. Но на Аду, похоже, покров не действовал вовсе. Как и на Графа, кстати. Но ему не требовалась Пелена, чтобы быть честным.

Пеленцу понадобилось несколько секунд, чтобы понять: Ада неподчинима. Но за эти секунды Ада сумела вырвать из его рук дневник.

– Ах ты сука! – Судья замахнулся ее ударить.

Не ведаю, как отреагировала бы на этот удар Пелена. Может быть, тоже стерпела.

Но я не стерпел. Оттолкнул Аду, а сам выставил в блоке руку. Пальцы Пеленца врезались в браслет. Его хорошенько тряхнуло при этом. Я думал – Пелена меня вырубит. Но этого не случилось. Я продолжал стоять. Пеленц тоже.

Неизвестно, что было бы дальше, если бы не внезапный поворот событий. Возможно, Пеленц просто нас с Адой убил. Но дверь распахнулась, и в кабинет Графа, жалкий крошечный кабинетик, где пространства-то, не занятого книгами, было три шага на четыре, вошел Куртиц. Наследник, которого пригретые властью силовики прочили в новые магистры. В следующую минуту охрана Куртица выставила нас с Адой из кабинета (Ада продолжала прижимать к груди дневник отца), а Пеленц с Наследником остались разбираться друг с другом и делить наследство, которое им не принадлежало.

– Отец держал свои архивы в тайнике, – успела шепнуть мне Ада. – Но где – никто не знает.