«Странно. Пришел один и без оружия. До этого все были вооружены до зубов. Иногда мы позволяем себе развлечься. Понаблюдать, как отчаянные головорезы пытаются пробраться сюда, чтобы нас убить. Это очень забавно. Особенно потешно наблюдать, как старается Организация. Ее члены искренне считают, что мы о них не знаем. Но если их уничтожить, жизнь станет немного скучнее».
Я висел над полом, слушал старческий бред в своей голове и думал о том, что потерял хватку Меченосца. По мертвым лицам в галерее уже можно было догадаться, что это не просто украшение интерьера, а охотничьи трофеи. По ходу, объединение трех мозгов в один дает неслабые телепатические и телекинетические способности – дедки влегкую читали мои мысли, общались со мной телепатически и при этом держали над полом, словно ребенок, который раздумывает, что ему делать с игрушкой: позабавиться еще или уже можно разломать?
«А ты смышленый, сталкер по прозвищу Снайпер, – хмыкнул голос у меня в голове. – И рассуждаешь правильно, и оружие умудрился принести не на себе, а в себе. Только ножа и спящей пиявки будет маловато, чтобы причинить нам хоть какой-то вред. Хотя наблюдать за тем, как ты отрубаешь голову своему другу, было очень потешно».
– Получать удовольствие от того, как страдают и умирают другие, это болезнь, – сказал я. – И лечится она только одним способом. Хирургическим.
«А ты шутник, – хохотнул голос. – Хотя в твоей шутке есть доля истины. Мы тоже лечим хирургическим способом всех, кто приходит сюда. Избавляем планету от двуногих злокачественных опухолей, считающих, что они умнее других. Ты как раз одна из них. Очередная. И, конечно, не последняя».
В моей голове зазвучал смех – мерзкий, дребезжащий, но весьма энергичный. Это кошмарное порождение больного воображения не собиралось подыхать от старости. По ходу, оно нашло способ жить вечно. И, судя по всему, в ближайшее время собиралось захватить власть над миром.
«Ты и правда кажешься неглупым, Воин тысячи лиц, и все понимаешь верно, – отсмеявшись, проговорил голос. – Однако ты был настолько тупым, что решил, будто сумеешь справиться с теми, кто навсегда победил саму смерть. Посему отправляйся-ка ты к Сестре, которая от тебя отказалась, но по-прежнему любит тебя. Думаем, тебя там ждет достойный прием».
Они знали обо мне абсолютно все. Даже то, чего я и сам не знал. Может, именно из-за того, что Сестра все еще благоволит мне, я до сих пор жив?
«Береги голову, глупый сталкер, – хохотнул голос. – Она пригодится нам для оформления коридора».
Повинуясь невидимой ментальной мощи, я взлетел вверх еще выше – и эта же сила швырнула меня вниз, на каменный пол, отполированный до зеркального блеска…
Смерть была неминуемой – вряд ли кому-то удавалось выжить при падении с ускорением на камень с высоты примерно в десять метров. Я видел сверху, как стремительно приближается мое тело к этому каменному зеркалу, понимая, что, как только коснусь своего отражения, превращусь в кожаный мешок с переломанными костями и с кровавой кляксой под ним.
Как всегда бывает в такие моменты у всех людей на земле, время замедлилось… Не знаю, зачем в каждого человека встроена эта функция. Чтоб осознал, что ему трындец? Для чего? Не лучше ли – шлеп! – и все, без этих последних переживаний, довольно мучительных для психики?
Но природе виднее, и я летел словно навстречу самому себе… Символично, блин. Хоть рожу напоследок сменю, сдохну со своей – благо, возврат до заводских настроек даже движения рук не требует, достаточно просто отпустить волевой контроль над мясом и костями лица…
И тут меня осенило!
Если я могу управлять лицом, перестраивать собственную плоть, значит, я и остальное тело могу также перестраивать по своему желанию?
И я представил себя… котом. Большим котом, падающим с высоты. С легкими костями, гибким позвоночником, густой шерстью – и способностью рефлекторно приземляться на четыре лапы…
И тут мое сознание словно разделилось. Одна – рациональная его часть – утверждала, что ничего не выйдет. А вторая…
Блин, вторая была не мной!
В меня словно вселился кто-то, точно знающий, что надо делать. И не я, а он за меня расставил мои ноги и руки максимально широко и немного книзу. Он, не я, послал немыслимо болезненное, выкручивающее напряжение в связки плечевых, локтевых и коленных суставов, в мышцы рук, ног, шеи… Я сейчас был словно один комок немыслимой боли, словно пружина, умеющая чувствовать боль при сжатии, когда металл деформируется, принимая на себя нереальную нагрузку…
Но все это не помогло.
Удар был страшным.
Мое тело мгновенно превратилось в комок адской боли – и эта боль легко вышибла меня из меня…
Еще древние подметили: человек, умирая, потом довольно долго ошивается возле собственного мертвого тела, не в силах поверить, что – все. Что его выперли из уютного, привычного, такого родного дома, и вернуться назад уже не получится.
Вот и я сейчас смотрел на тело, распростертое на полу, осознавая, что я – умер. Снова. И на этот раз, похоже, бесповоротно. Потому что при падении с такой высоты не выживают, кем бы ты там себя ни представлял.