Закон и честь (СИ)

Констебль, не отвлекаясь от дороги, нажал на утопленную в приборной панели кнопку. Тот час крыша паромобиля начала подниматься, откидываясь на специальных направляющих и складываясь позади пассажирского отсека в подобие гармошки. Джентри выпрямился во весь рост, нацеливая на крушащий мостовую грузовик оба револьвера. Холодный ветер тут же с жутким воем вцепился в наглого человека, крича в уши и яростно трепля волосы. У Джентри моментально заслезились глаза, но стрелять он всё равно мог. Расстояние было небольшим, всего каких-то пять ярдов. Сидя внутри паромобиля все уличные звуки казались приглушенными, словно придавленные толстым ватным одеялом. Теперь же весь ухозакладывающий гвалт обрушился на пассажиров «Тригана». Визг покрышек, дикие вопли клаксонов, рокот силовой установки несущегося фактически впритирку с ними огромного тягача, многоголосица человеческих криков и конского ржания. Взбесившиеся звуки превратившейся в полосу выживания Королевской улицы били прямо в мозг, заставляя вздрагивать и скрежетать зубами.

Подпрыгивающий на выбоинах в брусчатке паромобиль и холодящий лицо ветер всё-таки внеси свои коррективы. К этому нехитрому выводу Джентри пришёл, когда несколько раз ловя на мушку силуэт водителя в кабине тягча, так и не решался открыть огонь. Прицел раз за разом сбивался, а палить наобум не хотелось. Джентри спинным мозгом чувствовал, что ни в коем случае нельзя даром тратить патроны, они ещё пригодятся.

К более решительным действиям Джентри сподвигли новые обстоятельства. Он понял, что стрелять всё равно придётся, когда железная дверь грузового отсека с металлическим лязгом пришла в движение и на хорошо смазанных роликах укатились в сторону, открывая просторное нутро пустого как бубен кузова тягача. Пустого, за одним лишь исключением.

Едва Джейсон увидел, что скрывается внутри громады, как грязно выругался и тут же начал стрелять с обеих рук, уже не обращая внимания на ветер и тряску. Послушно вжавшийся в пол Крейг невольно вздрогнул, когда над ним раздался сухой звучный треск револьверной стрельбы. Началось! Страх подло укусил учёного за сердце. Но если бы Гордон Крейг увидел то, что заставило старшего инспектора нажать на спусковые крючки, он бы испугался ещё больше. Но учёный не видел нацелившего на них жерла шестиствольного пулемёта «Доберман».

____________________________________________________________

Джек-Попрыгунчик следовал за ней вплоть до самого начала Сторм-стрит. Его вёл её запах. Дразнящий, ароматный и возбуждающий. Запах, воистину чудесный, полный непередаваемой смеси волнения, затаённого страха, надежды и нетерпения. Так пахнет человек, который куда-то очень сильно спешит и очень боится опоздать. Вкусный запах. Но не вкуснее других. Более лакомых. Джек прекрасно разбирался в запахах. И самым приятным и желанным для него был запах всепоглощающего страха, сковывающего по рукам и ногам ужаса, сводящей с ума паники.

Эта девка пахла иначе. Но было в ней нечто, что заставило его обратить на неё внимание, что привязало подобно крепкому поводку. И поэтому он шёл за ней, прячась в ночном тумане, вдыхая её запах и слушая вырывающееся из груди утомлённое быстрым шагом тяжёлое дыхание. Он оставался незаметным на протяжении всех минут, что наблюдал за нею. Вместе они прошли через несколько кварталов, и она так и не поняла, что всё это время за ней пристально и неотрывно наблюдали два огромных совиных глаза, жёлтых, в багровых прожилках, с вытянутыми нечеловеческими зрачками, темнее, чем душа грешника.

Генриетта Барлоу, изо всех сил спешащая к дому вдовы Монро, так и не поняла, что за ней по пятам следовала сама смерть.

Джек учуял ей случайно. У него были совершено иные планы на нынешнюю ночь. И уж точно он не собирался, крадучись, тащиться за этой золотоволосой девахой, на чью профессию недвусмысленно намекал откровенный наряд и весьма аппетитные формы. Он бы прошёл мимо неё, и она даже не почувствовала бы его присутствия. Джек как никто другой умел скрываться от посторонних глаз. А туманная, полная изначальной тьмы ночь была его наилучшим спутником. Он сливался с ночными тенями, прятался в ночном сумраке, кутался в ночной туман. Он жил ночью, он понимал её, он восхвалял ночь. Разве кто-то из простых смертных мог обнаружить его, пока не стало бы слишком поздно? Джек мог играючи подобраться вплотную к кому угодно, даже самому чуткому человеку и сказать на ухо «бу», и тот не услышал бы его шагов.