Такое отрывочное и опосредствованное осведомление народа в законе невольно отодвигало в его сознании мысль и затемняло его представление о Божественном Первовиновнике закона и даже о посреднике даровании закона избранному народу — Моисее. Народ воспринимал предписания закона как вообще древнюю авторитетную традицию, и его веления не столько просвещали, оживляли и исцеляли его совесть, сколько ограничивали и связывали злую деятельность каждого его члена, направленную ко вреду ближнего. Чтобы ограничить и ослабить проявление злой воли человека, закон за нарушение заповедей определял строгие наказания, не выдерживая значения чисто религиозно-моральной нормы и приобретая характер и смысл закона уголовного, регулирующего преимущественно внешне-правовое поведение и положение Израиля в его социальной и гражданской жизни. Так, конечною целью всех узаконений, ограждающих исполнение заповеди, «не убий» было, да не оскверните земли, на ней же живете, на ней же Аз вселяюся посреде вас (Числ. XXXV
:34. Ср. Быт. IX:6; 3 Царств. II:31). Самая строгость наказаний должна была воспитывать сознание и чувство тяжкой ответственности за нарушение заповеди, не только пред потерпевшими его родственниками, но и — прежде всего — пред Иеговою, стоявшим к избранному народу в особенных отношениях внутренне-духовной близости. Пренебрегая воспитанием своего настроения в указанном направлении — в чувстве благоговейного страха перед Иеговою и уважения к личности и жизни ближнего, как носителя образа Божия, — современники Господа, во главе с духовными своими вождями, — самое большее — стремились воздерживаться лишь от грубого убийства из-за страха подвергнуться узаконенной каре, из опасения ответственности, — причем естественно стремились всячески смягчить и ослабить определенное законом наказание.Уже с указанной точки зрения объясняются некоторые особенности выражения ст. 21.
Ἠ
ὅ(LTr) , · ὃ’ ἂῃ, ῇ, .Слышасте, яко речено быст древним; не убиеши: иже (бо) аще убиет, повинен есть суду.
выражено безлично. Не называется ни Иегова, ибо закон не был точным и совершенным выражением подлинной и изначальной воли Божией (ср. Мф. XIX:8), ни даже Моисей, допустивший в некоторых случаях необходимую, сознательную уступку низкому уровню религиозно-нравственного состояния народа (ibid.). При том же приводятся не verba ipsissima закона, а лишь их традиционная передача (быть может, в их парафрастическом переложении на народный язык), хотя и выражавшая довольно точно общий смысл узаконения касательно убийства. — не «древними» (т. е. учителями раннейшей, предшествовавшей эпохи Марк. V, 3–5[18], но именно «древним», т. е. древним генерациям избранного народа, простирающимся в глубь веков до самой эпохи законодательства (ср. Лк. IX:8. 19; Деян. ХV, 21; 2 Петр. II:5; Апок. XII:9; XX, 2). Хотя ветхозаветное откровение имело авторитет глубочайшей древности, однако оно не было окончательным и совершенным выражением воли Божией (ср. Евр. I:1–2), тем более — основанное на нем традиционное предание и истолкование закона (Мф. V, 1–6). Отсюда — необходимость нового и совершеннейшего откровения в лице истинного Мессии.Не убиеши,
— форма будущего времени в значении повелительного наклонения с более энергическим оттенком, вместо сослагательного аориста — ῃἜ
, нередко употребляющееся при изложении законов об убийстве, — при условии фактического совершения убийства каким-либо лицом — содержит мысль о нравственной вменяемости и соответственной юридической ответственности этого преступления[20]. Ἔв таких случаях означает «ответствен, подлежит наказанию и взысканию». В полной мере положенному наказанию, смертной казни, подвергался убийца сознательный и преднамеренный, совершивший преступление «вражды ради» — (Числ. XXXV:20. 22) или «от ненависти» () (Числ. XXXV:21). Всяк же «убивый душу не хотяй» (), «не вражды ради», «ниже ищай зла ему творити» (ст. 11. 22. 23), пользовался правом убежища в особо предназначенных для того городах, где мог укрываться от мести «ужиков крови» (ст. 11 и парал.) и где он обязан был прожить, дондеже умрет жрец великий (CT. 25), т. е. первосвященник. Следовательно, и невольный убийца подвергался все же некоторым ограничениям. На страже справедливости и охранения закона о наказании убийц стоял суд синагоги. Да не умрешь убивый, дондеже станет пред сонмом на суде (ῃ ἕἂῇ . Числ. XXXV, действовал в эпоху земной жизни Господа, существовали местные суды по городами даже по деревням, высший же суд — — находился в Иерусалиме[21].