Закон якудзы

Тьма становилась всё гуще, и в ней быстро тонуло светлое пятно, в котором еще можно было различить силуэт старухи, уходящей вдаль. Но продолжалось это недолго. Внезапно резкая боль в груди заставила меня невольно вскрикнуть…

И я услышал свой крик, которого не должно было быть. Не орут с развороченной грудью. Нечем, когда ребра сломаны, а лёгкие порваны их обломками в лоскуты. Но я орал от боли, одновременно пытаясь проморгаться, чтоб разогнать темень перед глазами. Которая, кстати, очень неохотно разгонялась. При этом я чувствовал, что кто-то или что-то со страшной силой давит мне на грудь, прямо под ключицами. Настолько сильно, что мне ничего не оставалось делать, как рубануть предплечьем, словно топором, по тому, что давило…

Получилось не очень.

Слабо получилось, я словно по стальной палке ударил. Но по крайней мере я понял, что у меня есть предплечье и, соответственно, остальное тело, которое умеет чувствовать боль. Которая, кстати, после моего удара отпустила.

– Как ты это сделал? – раздался слегка шепелявый голос над моей головой.

– Давление на точки ю-фу применяется при рефлекторной остановке дыхания, возникшей после сильного удара в грудь или солнечное сплетение, – ответил обычно невозмутимый голос, в котором я на этот раз с удивлением услышал тревогу.

– Опять ты… со своими точками, – прохрипел я – и закашлялся. Но на этот раз не кровью, а элементарно своими же собственными слюнями, которые натекли в пасть и сейчас попали в дыхательное горло.

Я кашлял надрывно и с удовольствием, осознавая, что жив и что вновь – пусть смутно пока – могу видеть Японца и уродливого ктулху, не мигая смотрящего на меня своими белыми глазками и озабоченно шевелящего ротовыми щупальцами. Удивительно. Разве я не умер? Своими же глазами видел, как меня разворотило тем тараном до самого позвоночника!

О чем я и спросил, прокашлявшись наконец и приподнимаясь на локте с бетонного холодного пола, на котором лежал.

– А я разве не окочурился?

– Мы думали, что да, – кивнул Японец. – И я, и Хащщ видели, что тебя проткнуло тараном. Вроде видели. А может, и нет. В горячке боя чего только не почудится.

– Дедушка говорил, что двоих не глючит, – авторитетно заявил Хащщ.

– Так-то оно так, – согласился Японец. – Но потом, когда мы разделались с этими психами, глядим – ты лежишь на полу, спиной к Монументу прислонившись, а возле тебя рассыпаны осколки того здоровенного кроваво-красного кристалла, что был засунут в трубу тарана. Получается, он в тебя ударил – и рассыпался, а нам показалось, что он тебя пропорол и это из тебя кровь хлестанула.

– Хилая версия, – скривился ктулху, будто хлебнул несвежей крови. – Но другой у нас нету. Короче, остановимся на том, что ты жив, и вместе мы спасли Зону от Большого Выброса.

– И вновь нарушили Закон якудзы, запрещающий влиять на ход времени, – мрачно заметил Японец.

– Да так ли уж нужно соблюдать закон, который одобряет гибель многих живых существ? – пожал плечами Хащщ. – По мне, так нафиг такой закон не нужен.

Сказал – и прислушался.

В тоннеле, через который мы пришли, слышался отдаленный гул, похожий на удары многих кованых ботинок по бетонному полу.

– Похоже, штурмовики повыскакивали из своих танков и теперь ломятся сюда спасать Зону, – заметил Японец.

– Поэтому нам точно пора сваливать, – продолжил мысль Хащщ. – Хомо обычно стреляют, а потом думают. Разумеется, к вам это не относится, но исключения лишь подтверждают правило.

– Первый раз встречаю ктулху, который умеет так витиевато выражаться, – сказал я, вставая на ноги.

Странно. Даже если смерть от тарана и беседа с Зоной мне привиделась и я реально всего лишь получил с размаху стальной трубой в душу, грудь должна была болеть.

Хоть немного.

Но она не болела, словно ничего и не было. С таких раскладов немудрено поверить, что увиденное в бреду и вправду было реальностью…

И тут я увидел!

Оно торчало из кучки обломков того кристалла, что разрушился, ударив в меня. Стальной хвостик с дырочкой типа для того, чтоб к нему веревку привязывать – или при случае череп кому-нибудь проломить, держась за запрессованную резиной надежную рукоять. Хвостик как раз торчал из нее. То есть я был в этом не уверен, но внезапно во мне вспыхнула надежда, что там, под кучкой блекло-красных кристаллов, потерявших свою яркость, лежит засыпанная знакомая рукоятка вместе с тем, что к ней прилагалось.

Меня аж пошатнуло от той мысли – а может, от слабости после пережитого. Но я устоял на ногах и шагнул к Монументу, у подножия которого лежала та кучка.

– Валить надо отсюда, хомо, – с тревогой в голосе проговорил ктулху. – И срочно.

– Он прав, – поддержал его Японец. – Не тормози, Снайпер, а то все здесь поляжем.

Но я уже встал на одно колено, взялся за хвостик и потянул, не веря своим глазам, и от всего сердца мысленно прося Зону, чтобы происходящее было не сном, не посттравматическим бредом, а реальностью.

И голосом тоже попросил на всякий случай, прошептав:

– Не обмани. Пожалуйста…