- За него. - Я несу еще воды. - Не в нем дело. В той, что поступает с лошадьми вот так. С любыми.
- Не похоже, что он страдает.
Я держу суму, конь снова пьет. - Ты не знаешь, как смотреть.
- Простишь, надеюсь, мои слова? Лошади, в конце концов, всего лишь живность. Скот.
- Так их видим мы. Но они не такие. - Я пожимаю плечами. - Если я сочту тебя двухгрошовой шлюхой, сосущей прямо за стойкой бара - чем это делает тебя?
Лампа дает мало света, но я вижу сведенные брови.
- Это делает тебя, - говорю я серьезно, чтобы не приходилось гадать, - Легендарной Леди Ордена Хрила.
- Да, - отвечает она легко. - Понимаю. Я та, кто я.
- Верно. А что будет со мной за подобные оценки?
След улыбки. - Потеря сознания. Или смерть.
- Вот почему так удачно, что большинство лошадей добрее тебя. - Я смотрю искоса. - Почему-то вспомнилось, как хриллианцы относятся к огриллонам.
Она каменеет. - Огриллоны не милашки.
- Зависит от смысла этого слова.
- И их вовсе не угнетают на Бранном Поле.
- Нет? Останови одного из ваших драных рикш посреди ночи, потом приходи и расскажешь.
- Если огриллоны правили там, где ныне правит Хрил...
- Рабовладение портит обе стороны. Ты видишь так, они - совсем иначе. Не знаю, ранит ли тебя это или ты лишь прикрываешь дерьмо, да и плевать мне. Так и так, это уродливо.
- Если тебе все равно, зачем говоришь?
- Потому что тебе не все равно. - Бросаю пустую суму. - Тут ты не вольна. Такая, какая есть.
- Урок твоей лошадиной ведьмы?
- Она не моя. Скорее я - ее. Ну, не совсем. Обычно она всего лишь не убегает.
- Должно быть, необычайно терпелива.
- Ты не поймешь, что такое терпение, пока не встретишь ее. - Я снимаю поводок с одного из крюков и завязываю у мерина на шее. - Пойдем.
- И куда нам идти?
- Вверх по реке. Недалеко. - Кладу на плечо свой мешок. - Нужно отойти от города.
- А его снаряжение?
- Оставим. Бери свой тюк. И бочку.
- Что будешь делать без седла и удил? Отпустишь коня?
Я улыбаюсь. - Увидишь.
Мерин бредет впереди; похоже, он движется слишком медленно и осторожно потому, что ожидает кнута вне зависимости от избранного поведения. Слишком пугливый, чтобы дать мне приласкать себя, он даже не смотрит в глаза, и всё, что могу - тихонько гудеть: - Хорошо, большой парень. Идем. Еще немного. Иди. Всё хорошо.
Я бурчу почти неразборчиво, ведь слова не важны, важен звук голоса, спокойного человеческого голоса, без гнева и угроз. Голоса, который не похож на крик того мерзавца, у которого я его забрал.
Нам не приходится уходить далеко. В сотне ярдов от последних домов натыкаемся на широкий пустырь, сорняки и кусты вдоль ручья, что вьется к реке. Я снимаю веревку и отступаю, и бедная затраханная скотинка даже не опускает голову к траве. Следит за мной белым краем левого глаза, соображая, как именно я ему сделаю больно.
Я обхожу его, почти на расстоянии руки, и подмигиваю, продолжая говорить. - Не бойся. Не обещаю, что тебе не будет больно, лишь что я никогда тебя не ударю. А если смогу облегчить боль, сделаю что нужно. Я не привык быть таким, но всё меняется. Не бойся.
- Говоришь с ним, как с личностью, - тихо произносит Ангвасса. - Как будто он поймет.
- Он понимает. Не так как ты, осознавая смысл слов. Ну, я так не думаю. Хотя кто знает? Лошади глубоки.
- Но откуда ты знаешь, что он вообще понимает?
Пожимаю плечами: - Я видел. Когда говоришь им правду, они понимают.
- Так чего он сейчас боится?
- Возможно, что я передумаю.
Медленно и осторожно Ангвасса садится на землю. - Начинаю понимать, почему ты хотел убить того человека.
- Видишь, каков его конь?
- Вижу, что этот конь значит для тебя. Этого довольно.
Мерин чуть-чуть расслабился: похоже, Ангвасса придумала верно. Я делаю два шага назад и сажусь на камень. - Тот, кого я побил ради тебя, назвал тебя Пивасиком. Это лишь слово. Можешь помнить его или нет. Это не ты. Ты не должен быть другим, не самим собой. Можешь остаться с нами или убегай - хотя, думаю, лучше быть поблизости, тут волки и медведи, и кугуары в холмах, а мы можем тебя защитить. Но ты не обязан оставаться. Ты свободен.
- Не понимаю, - бормочет Ангвасса. - Тебя могли убить за коня - и ты гонишь его?
- Вовсе не так. - Я гляжу в полные лунных теней озера глаз. - Итак, мы здесь. Знаю, в это время годы ты обычно оказываешься южнее и западнее, но ты нам нужна. Нас трое, и всем нужна ты. Прошу, приди, когда сможешь.
Долгое мгновение никто не движется. Единственный звук - бормотание ручья и треск мелких насекомых в кустах. Затем, впервые, мерин делает движение, к которому его не вынудил я: поворачивает голову так, что видит меня двумя глазами, и увиденное его явно ободряет, потому что голова опускается к копытам и он начинает щипать траву.
Ну, все путем.
- Что тут происходило? - Ангвасса говорит едва слышным шепотом. - Ты набросил заклятие очарования? Давно ли занялся магией?
- Не моя магия, - отвечаю я столь же тихо. - Работает лучше всего на закате или рассвете. В полутьме. Если не выгадаешь время, лучше выйти в поле ночью, туда, где тихо и мало людей. Как здесь.
- Чтобы сделать что?