Закон крови

Насчет одежды это было весьма кстати – мой британский прикид все приключения пережил достойно, но для того, чтобы в нем можно было посещать столовые в старинных особняках, требовал как минимум химчистки.

На этот раз Бельский меня пощадил и отослал мне не костюм, а комплект обычной серой униформы, в которой щеголяли его охранники. Вполне удобная «шкура», со множеством карманов явных и тайных, которые хозяин не иначе проектировал сам. Зашнуровав мягкие офицерские берцы, я по старой привычке взвел свой НРС-2, поставил его на предохранитель и определил в один из узких потайных карманов, явно заточенных под нож. После чего провел несколько ударов руками и ногами по воздуху, проверяя, не трет ли где и не жмет ли. Форма была подогнана идеально – и когда только успели? И не спецом ли на меня заранее заготовлено было? С Руса станется, род у него древний, хитрый и живучий. Потому и живучий, что умеют просчитывать все на десять ходов вперед.

Я полюбовался в зеркало шевроном на плече – багряный щит с неизменной летучей мышью, сжимающей в лапах рукоять секиры, и вышитыми золотой нитью буквами «С» и «Б» под ней. Не иначе, герб живучего рода Скуратовых-Бельских…

Ну ладно, с одеждой порядок, теперь можно и к столу.

Лакей почтительно ждал у двери чтобы проводить меня в столовую, которая была на первом этаже. Весь отряд был в сборе, стол ломился от яств, но ужин прошел как-то вяло. Говорить особенно ни у кого желания не было то ли от усталости, то ли от переизбытка впечатлений. Бывает такое – вроде много чего надо обсудить, очень много, настолько много, что компания, вяло поковырявшись вилками в тарелках, решает – а ну его, этот ужин вместе с обсуждениями. Еще съеденные консервы не переварились, впечатления не улеглись, так что всем до завтра и спокойной ночи.

Я снова отсчитал восемнадцать ступенек на второй этаж, прикидывая, не задалбывает ли олигархов вот так минимум по три раза на дню пересчитывать ступени от спальни до столовой и от столовой до кабинета? И на кой нужен этот добровольный фитнес, когда можно отстроить дом попроще, где все ячейки индивидуального муравейника рядом и не надо переться в санузел черт-те куда на полусогнутых, если вдруг приспичило срочно и неотвратимо.

Разделся я не спеша, прикидывая, как буду спать на эдаком аэродроме, занимающем треть комнаты. Мне были привычней кровати армейского плана максимум метр на два, а то и поменьше, если сбоку стенка. А эдакое лежбище вызывало у меня стойкие ассоциации с чем-то буржуйским и крайне неудобным для нормального, полноценного отдыха.

– Не приходилось спать на таком?

Я обернулся.

Она стояла в дверях, бедра завернуты в полотенце. Остальное прикрывали густые волосы, влажные после душа.

Первой мыслью было прикрыться, второй – а зачем? Не для того девушки приходят неслышно, на цыпочках в спальню к мужику, чтоб тот строил из себя застенчивого фавна, впервые увидевшего купающуюся нимфу.

– Не приходилось, – сказал я, одной рукой обнимая Маргариту, а другой закрывая дверь на замок. Надо же, петли даже не скрипнули, ригель не щелкнул – отметило левое полушарие, ответственное за логику и анализ. И утухло, задавленное эмоциями правого, затопившими не только черепную коробку, но и весь остальной организм, истосковавшийся по женской ласке…

Сознание выхватывало порой рычание, рвущееся то из моей, то из ее груди, закушенную нижнюю губу, тонкие пальчики, с неженской силой сжимающие шелковые простыни, – и гасло, вновь ныряя в водоворот из страсти и чистого, незамутненного блаженства. Которое можешь ощутить лишь в том случае, если хочешь девушку не только телом, но и душой, сердцем, сливаясь с ней до боли, до полной самоотдачи, наслаждаясь тем, что даришь наслаждение – и снова, и снова, в который уже раз повторяя этот сладкий обмен.

Потом мы лежали рядом обнявшись – и улыбались в темноту, слушая, как через две комнаты эхом нашей страсти глухо заходятся в зверином экстазе два знакомых голоса.

– Им же нельзя. Он вампир, она – оборотень, – прошептала Маргарита.

– Им – можно, – ответил я. – Он Охотник, а она – девушка.

– Ну, тогда и нам можно… наверно…

– Нужно, – сказал я, целуя ее и ощущая губами ее ответный поцелуй…

Мы уснули под утро. И последней моей мыслью было, что тот, кто придумал большие, широкие и, главное, надежные кровати на стальной раме с пружинными матрасами и прочным деревянным коробом, наверняка преподавал сопромат юным восемнадцатилетним студенткам и одновременно был большим знатоком средневековых осадных машин.

Есть у меня такая особенность – предчувствие не предчувствие, как хочешь его назови, но если лезет мне в голову всякая чушь, то жди крупных неприятностей либо большой беды. Но сознание, не желающее прерывать сладкую негу, в полудреме нашептывало: «Успокойся. Все нормально. Ты обнимаешь ее, она – тебя, вокруг охрана, мины, пулеметы. Кто может помешать вам? Спи, отсыпайся, ведь ты смертельно устал. И она тоже. Дай ей отдохнуть, не мучай своими ничем не обоснованными предчувствиями…»