Закон крови

– Так шел бы себе, делал карьеру, – предложил я, сжимая кулаки до хруста от бессильной ярости. – Чего по лесам ошиваешься, людям спать не даешь?

– Скорее уж нелюдям. Мы теперь вроде как с тобой одной крови, – сказал вампир, кривя окровавленную пасть в паскудной ухмылочке. – Знаешь, не получается с карьерой. Нет-нет, да кто-нибудь вспомнит, как мне хомо на ринге навалял и в дураках оставил. Так вот я что думаю по этому поводу. Если я им принесу голову этого хомо, то есть Охотника, может, они перестанут клыки скалить, а? Что скажешь?

– Может, и перестанут, – сказал я. – А может, отправят тебя на фабрику. В лабораторию, чисто посмотреть, во что ты превратился, хлебнув крови Охотника.

Грогги призадумался, даже ногти ковырять перестал. А потом посмотрел на меня абсолютно пустыми глазами и сказал:

– Может, и так. Но ты ж сам понимаешь, Краев, обратного пути без твоей головы у меня нет. Так что щас я тебе нож кину, а ты отрежь ее для меня, пожалуйста. Сделай перед смертью хорошее дело.

– А сам боишься? Кишка тонка? Взять реванш не охота? – поинтересовался я, внутренне холодея. А что если вдруг скажет: «Боюсь, ага. Лови нож – и кидай сюда голову»? Какой выход? И что будет потом с Маргаритой, если я зарежусь? И с собой покончил, и ее не спас…

Но Большой Грогги все-таки на «слабо» попался. Правда, не совсем так, как мне бы хотелось.

– А ведь ты прав, хомо, – сказал он, поразмыслив немного. – Обычно охотники прибивают на стенку голову добытого зверя, а не покончившего самоубийством. Надо бы соблюсти традицию. Кстати, ты про кинжал мой так и не поинтересовался, а я его рукоять, между прочим, каждый раз заново перебираю. И Беерофа кожа там есть, и твоя будет скоро. Но в то же время согласись, что тот охотник, который выходит на зверя с голыми руками, или дурак, или самоубийца. Поэтому давай-ка уравняем шансы. Я пока охотник неопытный, начинающий, так сказать. А ты уже местная знаменитость. Так что – не обессудь, накинь-ка…

Он полез за пазуху, достал оттуда еще один ошейник и бросил мне.

– Не стесняйся, примеряй, – сказал он, улыбаясь почти по-человечески. – Что это такое, думаю, ты догадался. Малейшая магия – и напрягаться насчет отрезания своей головы тебе уже не придется, все само собой произойдет. И мне хлопот меньше.

…Знакомый предмет… Белые сегменты, напоминающие тело гигантской яблочной гусеницы-листовертки, внутри которых затаились тонкие клинки бритвенной заточки. Полуживая хрень, от которой за версту воняет замшелым Средневековьем, когда алхимиков и колдунов, изобретавших подобные штуки, пачками жгли на кострах.

«И так ли уж не права была инквизиция? – подумал я, оборачивая вокруг шеи холодную и осклизлую дрянь. – Один раз такое на шее поносишь – и враз станешь ярым поклонником аутодафе».

– Ну а насчет меня – уж не обессудь, – продолжил Большой Грогги. – Считай, что охотник вышел на зверя с «Винторезом».

Последние слова он произнес уже невнятно – и на то были причины.

Его лицо менялось с поражающей воображение быстротой. Из него, как фарш из мясорубки, внезапно полезли красные осьминожьи щупальца. Глаза вылезли из орбит, зрачки растворились в белках, словно капля чернил в чашке молока. Кожа чудовища стремительно покрывалась зеленоватой чешуйчатой броней, из кистей и стоп вылезали костяные кинжалы. Из лопаток, распарывая в лоскуты камуфляж, за несколько секунд выросли длинные когтистые крылья, кончики которых волочились по земле, словно лемехи выворачивая костяными крючьями куски мертвой земли.

«В своем доме в Р’льехе мертвый Ктулху спит, ожидая своего часа…»

Фраза из рассказа Лавкрафта сама собой всплыла в мозгу. Похоже, писатель ничего не придумал, а просто однажды увидел Старшего вампирского Брата и создал исключительно правдоподобное произведение. Да и способность лавкрафтовского монстра воздействовать на людей во сне – чем не пресловутый Зов вампира? Все сходится. Ведь, как известно, нет более яркого впечатления, чем личный опыт.

Впечатление действительно было сильным. Трехметровый ктулху Грогги оказался не только устрашающе уродливым, но еще и на редкость проворным. Семеня кривыми ногами, тварь приближалась ко мне, рассекая воздух гребнями из костяных сабель, растущих из кончиков длинных суставчатых пальцев…

«Глупо ввязываться в обмен ударами с мастером спорта по боксу, когда можно лоу-киком сломать ему колено или, войдя в клинч, зарядить коленом в пах, а потом локтем под ухо. Бой с противником, у которого четыре конечности и голова, пусть даже сильно жуткая с виду, остается битвой с четырьмя конечностями и головой. И если при этом отбросить эмоциональную составляющую, то победа всегда остается за самым хладнокровным».

Надо же, в самый неподходящий момент в голове всплыла не очередная чушь, а слова майора Громова, сказанные много лет назад и благополучно забытые. Дельные, кстати, слова. Как раз по ситуации.