Это было похоже на локальный золотой Выброс. От лица девушки навстречу приближающейся стае мутантов ударил широкий луч цвета благородного металла, от сияния которого я невольно зажмурился на мгновение. А когда открыл глаза, то увидел, что стаи мутантов больше нет.
На том месте, где они были только что, в изобилии валялись куски кровоточащего мяса, оторванные конечности-пилы, вырванные с корнем когти… А возле моего берца валялся большой окровавленный глаз, тупо смотревший прямо на меня, словно изучая. Понятно, что случайность, что мертвые глаза уже ни на что и ни на кого смотреть не могут, но эффект от этой случайности получился кинематографично-впечатляющим.
Я оторвал взгляд от дохлого глаза квазимяса и посмотрел на Арину.
Она стояла на коленях, безвольно уронив вниз руки и свесив голову на грудь. Думаю, такой мощный пси-выброс выпил все ее силы без остатка. Выживет ли? Я много побродил по Зоне, встречал псиоников разного уровня, но впервые видел, чтобы кто-то ментальным ударом размолотил в фарш целую стаю мутантов.
– Как ты?
Она не ответила.
Я присел на корточки, заглянул ей в лицо.
Жесть…
Ее щеки ввалились, губы потрескались, кожа словно моментально высохла и, обтянув череп, приобрела пергаментный оттенок. Но она нашла силы приподнять голову и усмехнуться, отчего уголок ее рта немного треснул и из ранки выступила капля крови.
– Выживу. Посмотри, что там.
За спиной Арины был слышен отдаленный рокот двигателя. Я присмотрелся. Лучи солнца, показавшего из-за туч край алого диска, мешали как следует разглядеть приближающийся объект, но очевидно, что со стороны озера Куписта в нашу сторону кто-то на чем-то едет.
– Похоже, твой папаша отследил мощный пси-удар, и у него резко проснулись родительские инстинкты, – сказал я. – Типа, спасти дочку, прижать к груди, пустить скупую слезу и все такое.
– Сомневаюсь, – тихо сказала Арина. – Скорее, там проснулись инстинкты сумасшедшего ученого, которому не терпится увидеть результат эксперимента.
– Или так, – не стал спорить я. Зная Захарова, скорее права его практичная дочь, чем я со своими романтическими предположениями.
– Помоги мне встать, – попросила она. – Не хочу, чтобы он меня увидел в состоянии полудохлой мумии.
Я наклонился, в душе искренне жалея девушку, которая отдала все силы для того, чтобы спасти и меня в том числе… Сейчас у меня в душе боролись довольно противоречивые чувства. С одной стороны, она, конечно, расчетливая, холодная, жестокая стерва. Но с другой – вот поди ж ты. И мне человеческий облик помогла вернуть, пусть даже для нее это был научный эксперимент, и тогда в кабине самосвала меня, попавшего в ментальный плен псионика, спасла от верной смерти. И Хащща, считай, с того света вытащила. И сейчас вот, с квазимясами этими – сама чуть себя не сожгла, но нас спасла. А ведь могла бы меня оставить прикрывать отход, сама же свалить, пока меня мутанты на части бы рвали. Я предлагал, но она предпочла свой вариант, на который чуть не всю жизненную силу потратила.
«Аккуратнее, Снайпер, – мысленно усмехнулся я, беря девушку за тонкую талию, чтобы помочь подняться. – С такими мыслями недолго расслабиться и влюбиться по уши, а это для тебя обычно плохо заканчивается».
И это было чистой правдой.
Похоже, состояние влюбленности – что глубокой, что только зарождающейся – это точно не мое. Расслабляет оно. Погружает в пучину розовых соплей, романтических грез о любви и счастье, которые я сам себе и придумываю. Ведь и любовь, и счастье понятия нематериальные, придуманные непрактичными людьми, которые в Зоне и дня не протянут. А вот звук автоматного магазина, с хрустом врезающегося краем в точку нокаута под ухом, – это объективная реальность, разом вышибающая из головы всю расслабляющую романтику.
Последнее, что я увидел, были глаза Арины. Живые, не потухшие, полные скрытой энергии, которой в этой девушке наверняка бы еще на один такой пси-удар хватило.
А еще в глазах этих была насмешка. Мол, дурак ты, сталкер. Романтический дурак, несмотря на всю твою внешнюю брутальность.
И с этим невозможно было не согласиться.
Дурак и есть.
Жаль, что осознание этого приходит вместе с тьмой, выбивающей из башки сознание вместе с вредными и крайне опасными бреднями о любви и счастье.
– Что там, отец? Получилось?
В ее голосе явственно слышались напряжение и тревога.
Академик Захаров оторвался от микроскопа, неторопливо снял очки, протер стекла специальной тряпочкой, снова водрузил их на нос – и улыбнулся.
– Расслабься, Ариадна. Ты молодец. Думаю, эксперимент удался на все сто процентов. Извлеченная из тебя яйцеклетка оплодотворена, жизнеспособна и однозначно функциональна. Думаю, мы сможем ускорить развитие плода, и за пару недель получим вполне здорового младенца со смешанным генотипом человека, псионика и ктулху.
Девушка облегченно рассмеялась.
– Когда-нибудь я тебя убью, папа. И за эти твои театральные паузы перед тем, как сообщить о результате эксперимента, и за то, что упрямо называешь меня этим именем, которое я ненавижу.