Закон Мерфи в СССР (СИ)

— ... выступления националистов в Самарканде 1 мая 1981 года. Гражданское противостояние переросло в массовые беспорядки, и только ценой большой крови центральному правительству удалось предотвратить скатывание региона в хаос партизанской войны. Стихийные митинги, сопровождающиеся столкновениями с милицией и погромами, прокатились по всем среднеазиатским республикам, за исключением Казахской ССР. Причиной кризиса называют неудачную попытку ареста...

Автоматически отбарабанив с листа несколько труднопроизносимых фамилий, я вдруг открыл глаза и уставился на совершенно обалдевшего Волкова. Он выхватил откуда-то из внутреннего кармана огрызок карандаша, и распрямив салфетку на столе, прохрипел:

— Еще раз фамилии можешь?

Я не задумываясь произнес их снова. Не Жугдырдымидыйн Гуррагча, в конце концов! И даже не Гурбангулы Бердымухамедов. Вполне себе обычные шафары и кахары... Или что-то вроде этого. Анализируя этот инцидент уже позже, я совершенно не мог высчитать момент, в который информация из будущей статьи вылетала у меня из головы. В любом случае — спустя минуты три я уже не помнил никакой конкретики, так что лучше всего было бы записать откровение на диктофон, или вот — на салфетку.

— Ага... — выдохнул Волков, закончил чирикать карандашом. — Это что было?

— ...Перстами легкими как сон

Моих зениц коснулся он... — не нашел ничего лучшего я, как снова обратиться к бессмертному Александру Сергеевичу. — Верите — нет, Василий Николаевич, я только что читал статью, написанную журналистом дубровицкого "Маяка" к столетию Союза Советских Республик.

— Нихрена себе у них там свобода слова! — дернул головой он. — Но столетие... Это ведь значит, что всё не зря, да? Что мы что-то делаем правильно?

— Очень на это надеюсь, — сказал я. — Очень.

Слова о "большой крови" в Самарканде мне правильными не показались. Как и заход Волкова про "расстреляем к такой-то матери".

* * *

Чтобы найти Эрнеста, мне пришлось приехать по адресу, который он мне дал при расставании. Это был какой-то совершенно мрачный двор-колодец в переулке с травматологическим названием. Ноябрьская безысходность и московская клаустрофобия чувствовали себя здесь очень комфортно. К тому же — пошел мерзкий моросящий дождик, грязные лужи под ногами принялись разрастаться, а лица у прохожих совсем посерели.

Какая-то дамочка с химзавивкой прикрывала голову газеткой, и при этом мужественно шагала по осенней жиже, взрезая воды с радужной пленкой сверху носками сапог, и совершенно не беспокоясь о том, что ее пальто насквозь промокнет: "химия" — превыше всего!

Пара товарищей неопределенного возраста оккупировали крыльцо, пуская клубы вонючего дыма из "беломорин" и почесываясь. Они обсуждали, кто кого сожрет: ленинградские — бульбашей, или бульбаши — ленинградских. Увидев, что я затормозил и высматриваю нужный подъезд, один из них спросил:

— А вы чьих будете, товарищ?

— Так это, я Эрнеста ищу, — невпопад ответил я.

— Стилягу этого? Что, тоже физиономию ему поправить собираетесь?

— А что — стоило бы?

— Может и стоило бы, да он больно резкий. У него правый — пушечный, как у Позняка!

— Да знаю уже, — потер я скулу. — Мы с ним на ринге стояли. Не подскажете, где искать? Он меня в Москву приглашал, говорил у них тут тоже отделение Федерации имеется, у "Динамо", кажется. Вот теперь дозвониться не могу.

— А, так вы из "уличных"? — обрадовались мужики. — Мы тоже пару раз ходили, и в ринге стояли... Любо-дорого: и по морде получить можно, и на сутки не присядешь... Помнишь, Поликарпыч, как мы с тобой...

Они едва не ударились в сладостные воспоминания о легальном мордобитии, но я вклинился:

— А Эрнеста мне где искать-то? Дома он?

— Какой там! Вечер на дворе! Небось со своими мажорами опять в "Лире" папашкины деньги пропивает!

— Да какие папашкины? — одернул его товарищ. — Этот — спекулянт, точно тебе говорю. Он с папашкой три года назад разругался, квартиру вот туточки снял и водит к себе девок!

— А! Девки — да... Где только таких краль выискивает?

— Так что — в "Лире" его искать? — снова прервал их поток сознания я.

— Ну ищи, попробуй... Там швейцарец злющий, черта с два тебя с такой рязанской рожей пустит!

— И ничего не рязанской, — обиделся я.

— Что, тоже ма-а-асквич? — заржали мужики.

Я плюнул с досады, развернулся и пошел прочь из сего мрачного места. Про кафе "Лира" я помнил только то, что там открылся первый московский "макдак" в своё время, и располагалось оно на Пушкинской. Опять хреначить черт знает куда — может, такси взять?