Закон наемника

И оно справилось с задачей. Перед тем как отрубиться, я вспомнил, как год с лишним назад киллер, посланный в Зону убить меня, прикрывал мою спину на пути к Монолиту и при этом матерился так же забористо и душевно на абсолютно непонятном для меня японском языке.

* * *

Очнулся я от боли в ноге. Раздирающей, нестерпимой. И заорал не сдержавшись. Вернее, попытался заорать. Получилось не очень — мычание какое-то. Однако боль немного отпустила, и я смог осмотреться.

Я лежал на солдатской койке — сварная рама, пружинная сетка, гнутые трубы вместо спинки. Таких кроватей навалом осталось в Зоне с прошлого века, если повезет, можно и не особенно ржавую найти, которая твой вес выдержит. Мне повезло. Даже надувной матрас подо мной имелся, прикрытый клеенкой. Почему клеенка, понятно — чтоб кровищей не измазал недешевый в этих местах предмет роскоши. Интересно, меня на этой койке собрались разделывать как говяжью тушу или будут еще варианты развития событий?

Предположение не было лишено оснований, так как во рту у меня находился обрезок резиновой полицейской дубинки, зафиксированный ремнем на затылке. И конечности оказались привязанными к раме кровати. Так что мне ничего не оставалось делать, как, повернув голову, попытаться разобраться в обстановке.

Обстановка оказалась спартанской, как и само помещение. По всем признакам подвал, причем на удивление сухой. Метров пятнадцать площади, кирпичные стены, с потолка на проводе свисает «вечная» лампочка — распространенное в Зоне явление, когда светильники, оставшиеся целыми со времен Первого Взрыва, горят сами по себе без источников питания. У стены самодельный стол, на нем керосинка и нехитрая снедь, разложенная на газете, — хлеб, колбаса, консерва открытая. Возле стола табуретка. И еще одна возле железной печки. На второй табуретке сидит Черный Сталкер и прокаливает на огне автоматный шомпол.

Картина мне сильно не понравилась, особенно шомпол. Но делать было нечего, оставалось только ждать. Тем более что штанина на моей ноге оказалась разрезанной, и тампакс из раны выдернут. Так что еще немного — и все прояснится. То ли пытать он меня собирается, то ли лечить, что, впрочем, одно от другого вряд ли будет особо отличаться.

— Очнулся? — поинтересовался Японец — без его экзотического одеяния мне было проще называть его старым прозвищем. И, пошевелив в огне шомпол, пояснил: — Спирт кончился. Придется так стерилизовать перед зондированием раны.

Я замычал вторично. Японец вздохнул, оставил раскаленный прут в печке и снял повязку с моего рта.

— Только тише, — сказал он. — По болотам звук разносится — мама не горюй, а ты в бреду стонал как раненый конь.

— В рюкзаке аптечка желтая. Мог бы догадаться залезть, — произнес я — и поморщился от вкуса резины во рту. Вот изобретатель хренов, японская его мама, до чего додумался! Хотя, надо признать, от японца у него только прозвище и специфическая подготовка, которую он получил в клане якудзы. А так с виду обычный парень, каких тысячи с абсолютно незапоминающимися чертами лица. Нормальная внешность, в общем, для профессионального убийцы.

— Я по чужим рюкзакам не лазаю, — буркнул Японец.

— А это что? — повел я головой на кучу распотрошенных вещмешков, судя по виду бандитских.

— Это трофейные. Разница есть?

— Есть, — согласился я. — Короче, в аптечке и спирт, и все остальное.

Японец кивнул, потом посмотрел на бинты, которыми были стянуты мои запястья и щиколотки.

— Режь, — сказал я. — Больше стонать не буду.

Я так и не понял, чем он перерезал мои путы. Просто рукой махнул — и обрезки бинтов попадали на пол. Как-нибудь на досуге надо будет растрясти его на тему где и как он прячет свои ножики. Конечно, мы тоже не лыком шиты, но лишняя информация на эту тему никогда не помешает.

В аптечке имелось много всего — не аптечка, а небольшой чемоданчик с распоследними медицинскими чудесами, инструкции к которым я подробно изучил на досуге. При этом лежали там и самые обычные хирургические инструменты, необходимые нашему брату экстремалу, в частности проволочный зонд и пара гинекологических щипцов. Эти жутковатого вида предметы как нельзя лучше подходили для извлечения пули из раны. Один из них, кстати, так «пулевым» и назывался — для того чтобы достать мягкую ружейную пулю, самое то что надо. Но сначала надо понять, как глубоко во мне засел бандитский подарок.

Я решил, что пары шприц-тюбиков с местным анестетиком и морфием для начала мне будет достаточно. Оказалось, переоценил себя. Когда я ввел зонд в рану, показалось, что еще пару сантиметров вглубь — и отрублюсь напрочь.

— Помочь? — поинтересовался Японец, со своей табуретки наблюдавший за процессом. Я помотал головой — лучше тебя самого никакой хирург не почувствует насколько погано обстоит дело.