Закон охотника

Мысль мне понравилась. Тупость, конечно, но если абсолютно нефиг делать, можно и дурью помучиться. К тому же во рту всякая невкусная гадость скопилась с привкусом гнилой крови, которую по-любому сплюнуть хотелось. Можно, конечно, от безделья отправить ее в потолок, но ведь по закону подлости и всемирного тяготения мне же в глаз она и прилетит. Поэтому я собрал языком все, что было пакостного в ротовой полости, повернул голову, прицелился – и плюнул.

Пролетев метра полтора, комок неаппетитной слизи шлепнулся туда, куда я метил. Прям в морду каратиста. Я аж возгордился слегка таким снайперским подвигом, совершенным без предварительной пристрелки. Еще бы накопить таких же клейких, вязких слюней, чтоб столь же метко плюнуть в усы Захарову, когда он придет за мной, – и можно считать, что я сделал все, что мог в совершенно безвыходной ситуации.

Мои размышления прервало странное хлюпанье со стороны соседнего стола. Я присмотрелся.

Ишь ты! Моё снайперское упражнение имело последствия. Вязко-мерзкие слюни шлепнулись на верхнюю губу каратиста, и, похоже, он на вдохе втянул их себе в ноздрю. И теперь, похоже, задыхался, не приходя в сознание. Забавно. Вот будет прикол, если он от моего плевка задохнется! Обломится тогда Захаров с суперисходником. Приятно будет навредить этому уроду таким нестандартным образом.

Но моим надеждам не суждено было сбыться. Каратист закашлялся, харкнул в стену моим подарком – и пришел в себя. Несколько секунд похлопал глазами, фокусируя зрение, после чего выдал:

– Где я?

– В поликлинике, – сказал я.

– Чего? – каратист с трудом повернул голову в мою сторону. – В какой поликлинике?

– В той, куда сдают для опытов таких шариков, как ты, – хмыкнул я. – Мультики в детстве не смотрел, что ли?

– Не до мультиков мне было в детстве, – хмуро бросил каратист.

– Понятно, – кивнул я, насколько позволяла частично парализованная шея. – Я так и подумал. Детства у тебя не было. Ты как родился, тебя сразу в армию призвали.

– А ты чего против армии-то имеешь? – прищурился каратист. – Сам-то служил?

И тут я начал ржать. Ну реально смешно. Лежат два парализованных тела, которые того и гляди в переработку пустят, и выясняют, кто из них круче. Ну и еще нервное напряжение сказалось, конечно, для снятия которого организм сам включает защитные механизмы, чтоб с катушек не слететь. И смех из них – самый лучший. Говорят, он еще и жизнь продлевает. Правда, в нашем случае вряд ли он мне ее продлит…

– Слышь, ты, хорош уматываться, – мрачно бросил каратист. – От твоего гогота уши закладывает. Лучше объясни, почему я не могу пошевелиться. Да и ты, смотрю, тоже.

Я ржать перестал. Отпустило. Проржался – и полегче стало. Хороший способ антистрессовой терапии. И объяснил.

– Вот гад этот академик! – душевно так произнес каратист. – Паскуда учёная. Ладно, разберемся. Тебя вроде Снайпером звать, верно?

– Есть такое дело, – хмыкнул я.

– Позывной, что ли?

– Типа того.

– А мой позывной – Мутант… Был в армии.

– В тему позывной, – заметил я. – Захаров так и сказал про тебя – мутант из мутантов. Только здесь такой позывной не прокатит. Крикнешь в Зоне: «Мутант!» – и половина народа за автоматы схватится. А вторая половина – за штаны, в которые наложит с перепугу.

– Тогда можно просто – Андрей Краев.

– Тоже не в тему, – отверг я предложение. – Человеческие имена-фамилии среди сталкеров не в моде и применяются только в особых, очень индивидуальных случаях.

– Понял, – отозвался Андрей. – Охотник пойдет? В моем мире, бывало, меня и так звали.

– Вот это другое дело, – одобрил я.

– Вижу я, нормальный ты мужик, Снайпер, – сказал Краев. – И это, не обессудь, что я тебя подстрелил. Академик мою девушку, считай, в заложники взял и сказал, что отпустит ее, если я тебя приволоку.

– Девушку? – переспросил я. – Ну-ка, расскажи поподробнее.

Он рассказал. М-да. Вполне в духе Захарова.

– Кстати, он тут про твои суперспособности распинался, – напомнил я. – К чему бы это, интересно?

– Были такие, – вздохнул каратист. – Да сплыли после того, как я в ваш мир попал. А может, это связано с тем, что вырубился я после удара моей машины об дерево… Атрофировались нафиг.

«Атрофировались…»

Слово, будто рыболовный крючок, зацепилось за мысль – и вытащило из памяти то, что чудом не забылось за ненадобностью.

– Захаров говорил, что они у тебя не атрофировались, а типа в анабиозе находятся. И будто есть теория, что на грани жизни и смерти спящие суперспособности могут проснуться.

– На грани жизни и смерти? – переспросил Краев. – То есть, когда я концы заворачивать начну, мой организм может всё вспомнить?

– Или мой, – задумчиво проговорил я. – Хотя, как я понимаю, у тебя шансов больше. Академик сказал, мол, мои утраченные таланты его приборы вообще не показывает. Зато твои на них видно как на ладони.

– Видно, значит, – криво усмехнулся Охотник. – Значит, будем пробовать, если видно.

И, мощно выдохнув, больше не вдохнул.