Закон парных случаев

За черным склепом мы свернули на боковую дорожку.

- Осторожно, здесь крапива, - предупредил я Женю, но опоздал. Она обожгла руку и свирепо зашипела.

- А вот на Шуваловском… - начала она, но я ее уже не слушал.

Тогда, на бабушкиных похоронах, мама вдруг начала много и громко говорить. В том числе и о том, что здесь похоронены ее родственники. И правда, не доходя до бабушкиной могилы, я увидел сразу несколько надгробий с фамилией Закорчевский или Закорчевская. А еще – хорошо ухоженную могилу с черной плитой из полированного камня, немного потускневшего от времени. На плите было выгравировано несколько имен. Крупные, залитые золотой краской буквы победно расположились по всей плите: «Аркадий Иванович Чижов, 1919 – 1980. Любовь Витальевна Чижова, 1921 – 1981». Внизу было добавлено мелко: «Клавдия Хомякова». Этой самой злополучной Клавдии не хватило места на плите не только для дат рождения и смерти, но даже и для отчества.

Я остановился, задумавшись, кем она могла приходиться моим прадедушке и прабабушке. Это имя было мне незнакомо, в бабушкиной квартире не нашлось ничего, связанного с ним, но оно словно задевало какие-то очень тихие струны – точно так же, как имя Настя. В кино часто показывают флэшбэки[10]1 героев как вспышки света, на мгновение вырывающие из темноты картину прошлого. На самом деле бывает и так, что вспышки эти настолько слабы, что при их свете можно разглядеть только одно: там что-то есть. Но вот что?

Может быть, я что-то слышал о Клавдии от родителей? Вернее, их разговор между собой? Я мог сказать точно только то, что сам никогда не знал ни одной женщины, носящей это имя.

- Мартин, - Женя подергала меня за рукав. – Что с тобой?

Я вздрогнул и вернулся в реальность.

- Ничего. Просто задумался.

Вот и дерево, рядом с которым тогда стоял пучеглазый. Теперь надо свернуть на узенькую тропинку.

Бабушку похоронили в одной могиле с дедушкой. Перед похоронами мраморную плиту и бетонную раковину сняли и прислонили к ограде. Я осмотрел их и подумал, что раковину вполне можно будет поставить обратно, а вот на плите нужно выбить еще одну надпись – имя и фамилию бабушки. Живые цветы на могильном холмике лежали отвратительной сгнившей кучей. Я собрал их, почистил венки от налетевшего с деревьев мусора, выдернул проросшую траву и какие-то колючие стебли.

- А здесь кто похоронен? – спросила Женя, разглядывая небольшое надгробие по соседству. – Какая-то родственница? Наверно, близкая, раз могилы в одной ограде. Совсем молодая. Всего шестнадцать лет.

Я взглянул, потом еще раз, внимательнее, подошел поближе.

Свет падал так, что неглубокая гравировка на маленькой металлической пластине была почти не видна. Мне пришлось наклониться, чтобы прочитать: «Закорчевская А.Г. 1970 – 1986».

53.

- Странно, что только инициалы, - наморщила лоб Женя. – Обычно даже на самых маленьких табличках пишут имя и отчество целиком. Я кругом посмотрела, только одну плиту увидела, где фамилия и инициалы, да и то там несколько человек похоронены, все имена не поместились бы.

- А мне вот странно другое, - начал я и замолчал.

Год рождения – 1970. На четыре года младше мамы. Двоюродная сестра? То, что у дедушки Григория мог быть брат, имя которого начиналось с той же буквы, не удивительно. Мало ли имен на букву Г – хотя я сам смог вспомнить еще только Георгия и Глеба. Я знал одну русскую семью, в которой всех пятерых: отца, мать и троих детей звали на букву А, причем брата и сестру – близнецов родители умудрились назвать Антоном и Антониной. Но вот год смерти… 1986-ой…

А что если это и есть та самая Настя – Анастасия?

- Послушай, Жень, ты не знаешь случайно, на кладбище ведь есть какая-то контора, где записано, кто где похоронен? Полное имя, фамилия?

- Есть, конечно. А что?

- Мне нужно выяснить, кто это, - я кивнул в сторону могилы.

- А у мамы спросить ты не можешь?

- Нет. Ей нельзя волноваться. И что-то мне подсказывает: вопрос этот ей задавать сейчас тоже нельзя. Ни в коем случае.

Мы вернулись на главную аллею, и я рассказал Жене, какие мысли навеяла мне эта могильная надпись.

- Не нравится мне все это, - вздохнула Женя. – Не хочу каркать, но какие-то нехорошие у меня предчувствия.

Контору мы нашли быстро, она находилась рядом с кладбищенскими воротами. Я заказал и оплатил добавление надписи на могильной плите и спросил женщину, принимавшую заказы, где можно уточнить имя захороненного. Она пожала плечами и неопределенно кивнула в сторону соседнего помещения. Однако сидящие там хмурого вида дядьки в синих спецовках сказали, что ничем помочь не могут. А тот, кто может, будет только завтра. Может быть.

От этого «может быть», сказанного с интонацией Великой Мировой Безнадеги, мне стало совсем уныло. А дядьки тут же добавили, что если захоронение старое, идти надо в центральный архив кладбищ. Но там даже и говорить с нами не будут, если мы не докажем, что приходимся искомой персоне родственниками.

Возвращаться через кладбище мы не стали, сели у ворот на маршрутку и доехали до «Василеостровской». Женя пошла пешком в университет, а я спустился в метро и поехал к маме.