Он шаг сделал, а стул за ним. Он как заорёт:
– Бразилия где?
А мы в ответ:
– В Караганде.
Он стул как рванёт и кусок штанов выдрал и так вот, с дыркой, и побежал.
Виноватого искали недолго. И директор решил с моим отцом поговорить в последний раз.
– Сегодня, – говорит, – вечером приду.
А мы в частном доме жили, на окраине нашего городка. У меня три часа всего было. Но мы с пацанами успели на дороге к дому яму вырыть, толем заложили, землёй присыпали, сидим, ждём.
Он идёт как ни в чём ни бывало. Меня увидел, говорит:
– Сейчас я тебе, поганец, устрою.
Ну и устроил. Шагнул вперёд и вниз загремел. Он маленький, а дыра глубиной метра три. Он все три метра, пока летел, «Убью!» кричал.
Я сверху глянул, а оттуда – мат-перемат. Я говорю:
– Непедагогично!
Он кричит:
– А ну тащи верёвку!
Я говорю:
– А мыла к ней не надо?
Он кричит:
– Тащи лестницу, помоги мне вылезти, а то я орать буду.
Я говорю:
– Орите, орите, я отца в туалете запер, всё равно не услышит.
Он говорит:
– Ты чего добиваешься?
Я говорю:
– Не выгоняйте меня из школы.
Он кричит:
– Выгоню завтра же!
Я говорю:
– Завтра не получится, до завтра вы из ямы не вылезете.
Он говорит:
– Отец рано или поздно выйдет.
Я говорю:
– Скорее поздно, чем рано. Он пять бутылок водки принёс, это дня на три.
– Ладно, – говорит, – чёрт с тобой, тащи лестницу. Оставлю в школе.
Я его выпустил, он тут же меня схватил, притащил домой. А тут батяня озверевший в туалете дверь вышиб.
Я кричу:
– Папка, меня бандит в заложники взял, деньги с тебя хочет получить.
А моему батяне, когда он в дупель, только дай повод подраться. Ох он этого директора метелил! Потом, когда понял, что это директор, они вдвоём уже меня метелить начали. Причём директор держал, а папаша бил. А когда я уворачивался, он по башке директору попадал. Потом они, конечно, вдвоём сели, выпили. Очень меня хвалили за сообразительность.
Директор говорил:
– Из вашего парня выйдет толк.
Папаша говорил:
– Я знаю, толк выйдет, а дурь останется. По себе знаю.
Но я на папашу зло затаил, и, когда он наутро в ту же яму попал, я подумал: «Не поймёт меня папаша, когда вылезет». Он-то клялся, слово джентльмена давал. Орал: «Гадом буду, не трону!»
Но как был гадом, так им и остался. Всыпал по первое число, как говорится. Ох он лютовал! Четвертовать меня хотел. Но не знал, как это делается. Хотел мне гильотиной башку отрубить, но у нас дома ни одной гильотины не нашлось.
Короче, зажал он мне голову между колен и лупцевал до тех пор, пока я ему не сделал то, что мусульманам и евреям делают. Ох он орал! Так орал, что я понял, дома мне больше не жить. И ушёл из дома навсегда. Но на прощание прибил его ботинки гвоздями к полу. Соседи рассказывали, что он жутко орал, когда шагу ступить не мог, решил, что у него ноги отнялись.
В общем, из школы меня выгнали, из дому тоже, пошёл я в армию.
А там меня, конечно, уже давно ждали. Особенно прапорщик один. Он как меня увидел, я сразу понял – у него появилась цель в жизни.
Он меня часами гонял по плацу, заставлял картошку и туалет чистить бритвой. Уже потом он узнал, что я его бритвой всё это и делал. Заставлял меня бегать на одной ноге по бревну и на двух по забору.
А я ему только одно сделал. Он по утрам в туалет свой индивидуальный ходил. Сам себе во дворе скворечник поставил, сам туда и ходил. Сядет там, сигаретку закурит и спичку вниз, в очко, кидал. Ну, и на этот раз бросил. Он же не знал, что я туда керосину налил. Снизу как полыхнёт! Он как заорёт: «Война!», как дунет. Нет, живой-то он остался, но тихий стал и почему-то перестал любить яичницу, что-то она ему напоминала из прежней жизни. Комиссовали его. Он теперь два магазина продуктовых имеет, по гроб жизни мне благодарен, что я ему помог из армии уйти.
В общем, ушёл он, а мной майор занялся. Он раньше прапорщика гонял, а теперь на меня перешёл. Правда, он по мелочам не разменивался, он по-крупному издевался. Заставил меня весь газон, всю траву в зелёный цвет покрасить перед приездом генерала и ходил каждую травинку проверял.
Я, конечно, всё выкрасил, а краски ещё два ведра осталось. Ну что было делать? А у нас ангар был с военной техникой, и рано или поздно туда генерала должны были привести. Вот я там, на входе, на дверь оба эти ведра и поставил. Они с генералом со свитой всё обошли и наконец до ангара добрались. Майор так галантно генералу дорогу уступил, мол: «Проходите, товарищ генерал, полюбуйтесь, какая у нас техника».
Генерал дверь открыл и тут же полюбовался. Ведро опрокинулось, и краска сверху вся на генерала и вылилась. Прямо на голову. Генерал замер и только сказал:
– Ах ты, мать твою!
А майор на знакомые слова дверь ещё приоткрыл и вверх посмотрел, то есть лицо своё квадратное навстречу неизвестности развернул. И эта неизвестность зелёного цвета вместе с ведром точно на его личико и обрушилась. Ох, как они орали!
Генерал орал:
– Козёл! Урод!
А майор вежливо так:
– Товарищ генерал, вы на себя-то посмотрите. Генерал:
– Вон отсюда!
А майор:
– Что, даже и технику не посмотрите?
Короче, через неделю майор уже служил на границе с Киргизией в качестве сторожевой собаки.