Закон полярных путешествий: Рассказы о Чукотке

— А где взять? День едешь на собаках по тундре, по арктической равнине, два едешь, три… ночуешь в снегу, ешь сырое мясо, а вокруг ни души — городов нет, поселков нет, избушка от избушки в сотнях километров…

Ахмед вздыхал.

— А лето у вас есть? — спросил он.

— Есть… есть лето. Но холодное. Голым ходить нельзя, купаться нельзя. Все нельзя. Надеяться на милость аллаха можно. Но я даже уразу[15] не соблюдаю во время рамазана. Не могу.

— Почему? — удивился Ахмед. — Почему?!

— Ты думаешь, это так просто? Сорок дней надо поститься, а пищу принимать, только когда взойдет светильник аллаха. Если рамазан летом — мусульмане в Арктике сразу становятся грешниками. У нас летом ночи нет, круглые сутки светит солнце. А разве можно в пост при солнце принимать пищу?

— Нельзя, — твердо сказал Ахмед.

— Вот-вот… Пока дождешься ночи, чтобы покушать, пройдет два месяца. Где ты за это время будешь? Там, у аллаха! Что делать?

Ахмед был потрясен железной логикой факта.

— Могу я после этого попасть в рай?

Ахмед призадумался.

— А он? — спросил Ахмед и кивнул на Стаса.

— А-а, — пренебрежительно махнул рукой Левочкин, — он русский, христианин. Им все можно, они хитрые.

Стас улыбался. Он знал, что Осю не остановить. Осю повело.

— Тебе надо сходить в Мекку, — улыбнулся Ахмед. — Мекка смоет все грехи, Мекка все простит. Аллах милостив!

— Не могу… Языка не знаю и молитвы забыл. Отец знал, я забыл. Совсем гяуром стал. Нельзя, убьют.

— Убьют… — охотно согласился Ахмед.

— У меня и жена не наша. — вздохнул Левочкин.

— Русская?

— Да…

— Совсем плохо, — сказал Ахмед. — Дети есть?

— Есть…

— Они никогда не будут мусульманами, — твердо сказал Ахмед.

— Это так, — согласился Левочкин. — Послушай, Ахмед! Ведь коран разрешает нанять заместителя… чтоб вместо тебя сходил в Мекку, совершил хадж… а?

— Это можно… но это дорого стоит.

— Ахмед, будь другом! Обойди за меня семь раз вокруг «черного камня», прикоснись к нему, соверши молитву у «места Авраама», попей воды из Замзама, пробеги семь раз с холма Сафа на холм Марва… Ну чего тебе стоит?

— Я тоже немножко грешник, — уклончиво ответил Ахмед. — Не успеваю пять раз молиться. Вот шофер наш Али — заметили? — он всегда совершает намаз, он крепкий мусульманин.

Друзья давно обратили на это внимание. Где бы ни находился автобус, в определенное время Али останавливал его, уединялся, быстро становился на колени, припадая руками и лбом к земле, шептал молитву, неторопливо возвращался. Много времени это не занимало. Ирина Павловна только просила, чтобы никто ни о чем не спрашивал и, желательно, не смотрел и не фотографировал, а лучше уходил от этого места подальше, на всякий случай, мало ли что… Заметят любопытство другие верующие — будут неприятности.

— Далеко до Мекки… — задумчиво сказал Ахмед, отвечая на странную просьбу Иосифа. — Не скоро пойду. Буду стариком, — он показал длину бороды, какая должна вырасти, — тогда пойду… Не скоро…

(Он сказал даже не «стариком», а «дедушкой», что почему-то очень понравилось Левочкину.)

— Будем стараться, — сказал Иосиф Ахмеду. — И тогда впереди вечное блаженство… Представь, Ахмед, возлежим мы с тобой среди садов и источников… на ложах из парчи и атласа… на золотых подносах вкуснейшие яства и пития… а вокруг большеокие, черноглазые и полногрудые гурии…

Ахмед улыбался.

— О чем это ты? — спросил Стас.

— Это рай так у них выглядит, я читал в коране.

— Недурственно, — согласился Стас. — И когда ты про это разведал? Когда успел?

— Наследственное. У меня прабабка турчанка, — ответил Ося. — И к тому же я готовился к поездке в отличие от некоторых, пребывающих в безмятежности…

— Мне бы мог не заливать, — огрызнулся Стас, — обрабатывай лучше Ахмеда.

— Он говорит, — перевел Ахмеду Левочкин. — Почему Ахмед не купается?

— Я не умею плавать, — признался гид.

— Он не умеет плавать, — сказал Ося Стасу.

С другой стороны бассейна появилась тощая фигура с полотенцем через плечо. Длинные, до плеч, волосы перехвачены лентой. Ребята узнали соседа по этажу, шведа. Он приехал с женой и ребенком, но сейчас был один, и ему тоже было жарко.

Ахмед стал что-то шептать на ухо Иосифу.

— О чем он? — спросил Стас.

— Он спрашивает, неужели в Москве — надежде прогрессивного человечества — тоже есть волосатики?

— Сколько угодно! — рассмеялся Стас.

— Так и отвечать? — спросил Ося.

— А что?

— Ну… — замялся Ося. — Неудобно. Может, скажем, что в Москве нет длинноволосых, а? Святая ложь, а?

— Нет! — категорически уперся Стас. — Надо говорить правду. Ты и так ему сегодня заливал под завязку. Полным-полно, мол, так и переведи!

Левочкин перевел. Ахмед качал головой. Был он курчав и коротко острижен. Во влажных его громадных черных, как танжерская ночь, глазах светилась безысходная арабская печаль.

— Ахмед приглашает в бар, к телевизору. Давай одеваться!

Они оставили шведа в одиночестве, пошли в номер переодеваться, а Ахмед направился в бар ждать их и Натали.

Ахмед с Натали пили кофе. Стас и Иосиф — заказанное для них Ахмедом сухое красное вино. Вино было дрянное, хорошего тут вообще не было.