Закон популярности

– Нет. – От удовольствия, что первый сообщает это, Червяков даже перегнулся через стол. – Что ты «изолируемый», изгой. Ты в этом классе никому не нужен.

– Ха! – откинулся на спинку стула Васильев. – Это мечта всей моей жизни. Прямо как в том анекдоте. Кстати, на математическую тему. Одну девицу на экзамене спрашивают, чем арифметическая прогрессия отличается от геометрической. «Ну, – говорит, – в геометрической прогрессии каждый последующий член больше предыдущего». – «Э, девушка, это все ваши юношеские мечты, – ответил ей экзаменатор. – На самом деле геометрическая прогрессия это нечто другое».

Класс заржал, а математик выпрямился и долгим холодным взглядом посмотрел на Андрюху. Но теперь, впрочем, как и всегда, взгляд этот на него не подействовал. Васильев был убежден, что уж сейчас-то Червяков блефует, что на руках у него нет ни одного туза.

Девятиклассники еще живо обсуждали очередную шутку, а Андрюха уже повернулся к сидящему за ним Ротову.

– Что было-то, пока я в туалет ходил?

– Да фигня какая-то, – недовольно поморщился Ротов, разглаживая замявшиеся уголочки тетради. – Рисовали.

– Что рисовали? – опешил Андрюха. Он-то думал, что говорить будут только о нем.

– Человечков. – Ротов послюнявил палец и потер пятно на учебнике. – Говорит, нарисуйте фигуру человека, как умеете.

На секунду Васильеву показалось, что над ним все издеваются. Что психологиня договорилась с Червяком, чтобы извести его, Андрюху, выжить из школы. Сначала глупые вопросы задает, потом пытается к себе в кабинет затащить, а вот теперь делает вид, что ничего не произошло, и о нем даже не вспоминает.

– Васильев, обрати на меня внимание.

Андрюха не сразу повернул голову. Сначала он посмотрел на Рязанкину с Гребешковым. Она сидела, опустив глаза в тетрадку, и что-то рисовала, ведя длинную волнообразную линию.

«Стрелочки рисует, – догадался он. – Значит, о чем-то думает».

Васильев сел ровно.

Все это было неспроста. И то, что Рязанкина не хочет с ним мириться, демонстративно общаясь только с Юркой. И то, что Червяков с психологиней наврали ему о результатах теста. Человечки эти дурацкие!

Извести хотят. Явно извести.

– Васильев, хорош долбить!

Андрюха последние пару раз стукнул мыском ботинка о ножку стола и сжал зубы. От ненависти, бросившейся ему в голову, он чуть с места не вскочит. До недавних пор Гребешкова не раздражало, что он стучит ногой по парте.

Васильев зло осклабился. Ну, ничего, дайте ему только узнать, как там обстоят дела, и он устроит всем такую комедию… Рыдать будут без остановки.

Глава пятая Бой не на жизнь, а на смерть

Жизнь – это борьба, поэтому так велик травматизм.

Мудрость

Психологиня на месте не сидела. Она постоянно куда-то выходила, но вскоре возвращалась. Словно каждые пять минут ей надо было позвонить или зайти в туалет. Но вот к ней зашла завуч, и вместе они отправились наверх.

Андрюха выбрался из своего укрытия и направился к двери. Уже вставляя ключ в замок, он запоздало подумал, что стоило взять с собой свидетелей. Курбаленко или Рязанкину. А лучше их вместе. Тогда бы его триумф был полным и безоговорочным. А так придется доказывать, как там было на самом деле.

Ну, ничего, он еще заставит этот класс упасть к его ногам.

В кабинете все было по-старому. Стулья, рабочий стол, игрушка на комоде. В верхнем ящике стола рисунки.

Они действительно рисовали человечков. Простым карандашом. У кого похуже, у кого получше. Мальчишки в основном изгалялись в монстрах, девчонки рисовали кто принцесс, кто длинноногих уродцев в стиле анимэ. Андрюха подумал и решил тоже внести свою лепту в психологический портрет класса. Он взял рисунок Рязанкиной и на обороте изобразил головонога – кружок с ручками-ножками по бокам, пальчики в растопырку, широченная улыбка и пустые глаза без зрачка. Получилось жутковато. Ничего, пускай пугается. Чтобы его ни с кем не спутали, по пузику головонога он пустил подпись.

Хотите, чтобы он был дурачком? Пожалуйста!

А вот и дурацкий тест про дружбу.

Уже вытягивая листки, Васильев подумал, что зря столько промучился с ключом. Можно было всех спросить – написал его кто-нибудь или нет. И если бы никто не отозвался, тогда бы и стоило бить тревогу, а если бы призналось полкласса, можно было сразу идти на математика войной. Эх, и закатит он им Бородино пополам с Варфоломеевской ночью. Мало не покажется.

Почерк у одноклассников оказался фантастически неудобочитаемым. Даже знакомые фамилии среди этих корявых «п» и «м» угадывались с трудом. Уже на четвертом листке он решил все не читать, а искать только свою заглавную букву «В». Работа пошла быстрее. Когда осталось листочков пять, Васильев начал волноваться. Последний листок он читал уже с ненавистью.

Его не было.

Ни одна сволочь не назвала его. Им всем было на него плевать!

А ведь пошути он или выступи против математика, весь класс ржать будет. Вечеринка, гулянка – все за, как один. А на острове он, значит, никому не нужен.