Закон предков

Не грохот моторов, а странный шорох пугал Покалю. Кто-то крался сзади, не упуская Покалю из виду. Пробегал холодок между лопатками — чудился удар в спину, близкий окрик. Покаля оглядывался несколько раз, видел: мелькает бесформенное, серое и тут же прячется за деревьями в клочьях дыма. Измотанный, усталый и оборванный Покаля слабым движением срывал с плеча двухстволку, взводил курок.

Черный сухой дерн шуршал под ногами, першило в горле. Местами, где под землей дотла выгорели старые смолявые корни, Покаля падал в ямы, поднимая тучи пепла. Земля в провалах была горячей, густо дымили колодины, и Покаля стал понимать, что они (Покаля теперь был твердо уверен, что он идет не один!) догоняют пожар.

Это стало ясным и очевидным, когда ветер вдруг резко переменился и по тайге прокатился горячий вал воздуха, Покале показалось, что на соснах затрещали иглы, которые пощадил низовой огонь. Идущее сзади испуганно прянуло, вылетело на чистое место, и тут Покаля увидел: стоит лось, матерый бык, но комолый, без коряги на голове — шершавые пеньки вместо рогов. Тоже измотанный, с виновато отвисшей большой губой, с провалами под крестцами и на боках — ни дать ни взять запаленный конь!

Впереди угадывался треск огня, вязкий сиреневый дым цеплялся за вершины деревьев. Бежали они от одного пекла, а вышли к другому! Как не был убит этой догадкой Покаля, он все же обернулся и погрозил кулаком сохатому зверю, матерно выругался:

— У-у, комолая образина! Из-за тебя все! Чтоб ты сдох…

Сохатый стоял с опущенной головой. С губ зверя свисала тягучая слюна, упавшие веки прикрыли темные дыры глаз. Левое ухо надорвано — в драке с волками или собаками. Покаля схватил сук, швырнул в зверя, но промахнулся. Он не сомневался, что это именно тот лось, из-за которого Покаля залез в это пекло — неосмотрительно, глупо. Вроде как таймень в морду, плетенную из таловых прутьев.

Три лося зимой надыбал. Бык, самка и годовик. Забрели они в долину Никишихи в конце зимы. Покаля так понял: большие снега, упавшие в хребтах, мешали зверям ходить, а на Никишихе вся трава наголе, кое-где лишь слегка натрусило белым.

Покаля пробавлялся по мелочам — косулю добудет, белку, соболя, рябчика. А тут — лоси!

Он за ними гонялся до самой весны, и все попусту. Весной стал смекать: на раннюю зелень надо выманить, на солнцепек. Выжечь поляну — задурит трава на черноте, раздразнит зверя витаминистым смачным запахом. А Покаля тут как тут, в скрадке сидит с двухстволкой.

Он так и сделал. Выехал на мотоцикле в Косую падь, облюбовал поляну. А уже горело вокруг Читы, солнце путалось в красных тинотах. Сушь в тайге стояла великая.

И вышло худо: огонь крутнуло лохматым вихрем, гудом взялась поляна — пошло гулять! Покаля сорвал с себя телогрейку, бил по земле, но огонь с воем и хохотом обошел Покалю. Со страху почудилось: люди бегут!

Нырнул в чепуру осинника, кинулся к старой лесовозной дороге, где спрятал свой мотоцикл.

Ночью Покаля не мог уснуть. Дым от лесных пожарищ набивался в спальню сквозь рамы и закрытые ставни, Покаля вскакивал: горит тайга, в опасности все живое — беги! И Покаля выходил на резное крылечко, шумно втягивал в себя тревожные запахи дыма. Ноздри его при этом зверовато подрагивали.

Перед самым рассветом стукнуло в голову: личный документ в лесном тайнике оставил! С осени положил охотничий билет в солдатский подсумок, а подсумок забросил в потайной шкафчик, в землянке, найдут землянушку, начнут ворочать, увидят охотбилет — все позывные и координаты Покали. И двухствольную «тулку» найдут, и вкладыш под винтовочный патрон, и химическую отраву на лисиц.

Покаля выкатил со двора мотоцикл и, не дожидаясь рассвета, рванул в сторону Никишихи.

Полоса пожара разрезала поперек Косую падь, жутковато чернела широкая мертвая зона, оттененная факелами пожелтелых сосен. Многие сосны погибли, но огонь не успел уничтожить кроны — пожар был укладистый, низовой. Фронт огня нехотя поднимался по склону сопки, мотались дробленные стволами деревьев обрывки пламени. За сопкой ворошился, жирел дым другого пожара — смолистый, черный. Дымы толкались в самом низу долины, и там уже нельзя было разобрать, где горит, а где нет. Похоже, пожары передвигались в сторону города.

Все это Покаля увидел сверху, переваливая на мотоцикле сопку по старой лесовозной дороге.

Еще он увидел: кривится сахарная лента Никишихи, не отошедшей от зимней спячки, и далеко внизу на островке, образуемом стылой рекой и глыбой наледи, желтеют палатки пожарных. На скатерти наледи лежат палки, комками краснеют флажки — посадочная площадка для вертолета. Пожарные спят — день едва только занялся.

Покаля затолкал мотоцикл в заросли багульника и молодых лиственниц, переметнулся по щербатому льду на тот берег и быстро затопал по горелой земле. Был Покаля одет во все черное, и даже ястреб не заметил бы сверху его ссутуленную фигуру. Идущего выдавали лишь фонтанчики пепла, которые вырывались из-под подошв кирзовых сапог.