Закон Припяти

Я бросился к печи возможно даже быстрее, чем только что бежал к окну пекарни – благо бежать было недалеко. Благо нехилая куча мусора и дерьма, препятствующая нормальному подходу к цели, оказалась слежавшейся от времени и твердой, словно камень. Взлетел я по ней – и ударил с разбегу, рассекая «Бритвой» этажерку металлических шкафов, потому что некогда было мне выдвигать их по очереди и выяснять, из какого именно бьет этот ослепительный свет.

Мой нож, умеющий резать абсолютно всё, включая пространство между мирами, справился на «отлично». Удар, еще удар, еще один, грохот листов ржавого железа, падающего на пол – и я увидел!

На дне одного из шкафов, изуродованного моей «Бритвой», сияло маленькое солнце, испуская лучи цвета самого чистого в мире неба. Лучей было несколько, и с каждым мгновением они набирали силу, становились все более яркими, готовыми вытолкнуть из недр своего небольшого светила мощную волну энергии. Я прям всем телом ощутил вибрацию, исходящую от странного предмета, и краем глаза увидел, как плывут, словно в тумане, стены старой пекарни, и как мои руки становятся зыбкими, нечеткими, словно вылепленными из грязно-желтого тумана.

Первым моим порывом было ударить «Бритвой» по этой светящейся штуке, благодаря которой у меня на теле прибавилось ран, и морда горит, словно мне в нее кислотой плеснули.

Но внезапно в моей голове промелькнула мысль…

Энергия! То, чего не хватает моим часам для того, чтобы воссоздать бронекостюм, спроектированный Хароном.

И я рискнул.

Вместо того, чтобы рассечь своим ножом светящуюся штуковину, я просто сунул свою левую руку в эти лучи, мгновенно пронзившие предплечье жутким, нереальным холодом.

Я не выдержал, и заорал. Заорешь, когда твою конечность ломит от холода так, что кажется сейчас от малейшего движения кости звякнут и рассыплются, словно хилые весенние сосульки…

Но руку я не отдернул. Потому, что знал – если отдернуть, то это конец. И мне, и Насте, и еще многим людям и существам, которым не посчастливится прийти сюда, на эту поляну…

Прошла секунда, другая… А может и больше. Когда терпишь такую боль, твое личное время ведет себя непредсказуемо – может как сжиматься, так и растягиваться до бесконечности. Мой неистовый ор сорвался на хрип… и тут боль отпустила. Будто ее и не было никогда. Лучи иссякли, стали блеклыми, словно били они из маленьких практически разряженных фонариков. А на моих часах, там, где положено быть цифре «12», загорелся крохотный зеленый огонек, которого раньше точно не было. Понятно. Зарядились под самую завязку. Надо же, и тут меня сталкерская чуйка не подвела!

А на изуродованной полке лежал старый советский будильник. Самый обыкновенный, с полустертой надписью «SLAVA» на циферблате и красной кнопкой сверху, отключающей звонок.

Я протянул руку, взял с полки странный будильник, перевернул. Ну да, все как в моем детстве, похожий был и у Евсея Минаича. Я подцепил ногтем крышку, и она, щелкнув, выскочила из пазов…

Ишь ты! А это уже не как в дедовских часах!

В самом центре механизма, там, где, если мне память не изменяет, вроде как положено быть большому зубчатому колесику, был вделан артефакт величиной с ноготь большого пальца, цветом похожий на осколок Монумента. Такая же пронзительная лазурь, только мерцающая в постоянном, размеренном ритме.

Мне показалось даже, что артефакт слегка пульсирует, будто и вправду он был сердцем этого странного прибора.

Внезапно в помещении стало чуть темнее. Я рефлекторно схватился было за «Бритву», но тут же отпустил рукоять ножа.

В дверном проеме стояла Настя, держа пулемет на изготовку. Даже отсюда было видно, что камуфляж на ее бедре выше колена разорван, и из раны сочится белесая жидкость, похожая на растопленный воск. Понятно, почему она так долго не приходила на выручку. Не иначе, осколок гранаты по ноге хлестанул. Хотя, как долго? Не думаю, что с того момента, как я влетел в окно пекарни, прошло больше двух минут.

– Живой, – выдохнула Настя. – А я уж думала, что тебя эта тварь доедает.

– Подавится, – хмыкнул я – и чуть не застонал от боли в губах и щеке. Похоже, слюни с бороды мутанта основательно разъели мне кожу на лице. И, возможно, продолжают разъедать. Как бы вообще без морды не остаться при таких раскладах.

– Что это у тебя? – кивнула Настя на будильник в моей руке.

– Полагаю, что прибор, способный возвращать время назад, – сказал я. – Ненадолго. Не более, чем на двенадцать часов. Эта тварина хитро подстраховалась. Завела будильник минут на пять, и вышла к нам. Если мы его убьем, время просто вернется на пять минут назад, где он еще живой, и этот хитрец попробует зачистить нас по-другому. А если он нас грохнет, то ему надо будет просто выключить эту машинку. Подозреваю, что так, – сказал я, нажимая на кнопку сверху будильника.