Закон Припяти

Однако чем ближе мы подходили к бару, тем хуже были у меня предчувствия. Моя сталкерская чуйка аж звенела, заставляя указательный палец рефлекторно тянуться к спусковому крючку.

А потом к этому неслышному звону добавилась сладковатая вонь. С каждым нашим шагом в воздухе все сильнее пахло кровью. И смертью. Уж я-то знаю этот запах как, наверно, никто другой…

Двери в бар были распахнуты, возле них лежала нога. Оторванная. «Берц», штанина, а выше – лохмотья материи и красного мяса, еще не успевшего потемнеть. Стало быть, ногу оторвали не позже пары часов назад. Но и не раньше получаса, так как лохмотья плоти уже перестали кровить.

Я опустил пулемет. Уже было ясно – стрелять не придется. Потому что и вокруг, и в самом баре было тихо. Очень тихо. Как бывает на кладбище. Или там, где никого не осталось в живых.

Перешагнув через ногу, мы вошли внутрь. Понятно. По совокупности предыдущих факторов ничего иного я и не ожидал увидеть.

Весь пол бара был залит кровью. Ее сладковато-тошнотворный запах мгновенно забил ноздри, а на языке немедленно появился привкус ржавого железа. А еще по полу были разбросаны фрагменты человеческих тел. Там половина кисти руки, там чьи-то кишки на отломанную ножку стула намотаны, а вон на столе человеческая голова лежит. И смотрит на нас бессмысленным, невидящим взглядом.

Людей здесь не убивали. Их рвали на части, словно ненужную бумагу перед тем, как отправить ее в помойное ведро. Даже мутанты так не убивают.

– По-моему, не лучшее место для отдыха, – заметила Настя. – Хотя если проветрить немного, чтоб не так воняло дерьмом и кровищей, то можно было бы поискать, чем тут можно перекусить.

Я усмехнулся. Фыфу реально повезло с боевой подругой. И это не цинизм. На войне это норма, когда смерть в самых страшных ее проявлениях воспринимается как обыденность. Иначе не выжить. Пока будешь бледнеть лицом и блевать в кустах, тебя по звуку вычислят, и прям там и пристрелят. Самое милое дело. Как в тире. Прицелился куда хочется, не спеша и не боясь ответной пули, и снял нежную, трепетную натуру, ни пойми за каким хреном потащившуюся в Зону.

Слева, со стороны барной стойки послышался какой-то приглушенный звук, и я мгновенно довернул ствол пулемета, готовясь стрелять.

Но стрелять не пришлось. Звук повторился. Так стонет человек, который уже не в силах терпеть боль, и которому стало все равно, услышат его или нет.

Я зашел за стойку – и опустил ствол пулемета.

На полу, в луже собственной крови, на спине лежал торговец Жила. Правая рука его была оторвана по локоть и кое-как перетянута скрученной тряпкой выше страшной раны. Но, видимо, жгут получился недостаточно тугим, и, судя по размерам лужи, из тучного Жилы вытекло литра три, а может и все четыре. Не жилец, короче.

Торговец и сам это понимал. В левой руке у него был зажат пистолет, ствол которого упирался в мясистый подбородок. Но нажать на спусковой крючок у Жилы не хватило духа. А теперь и сил не хватит…

Услышав звук моих шагов, торговец шевельнул головой, присмотрелся.

– Снайпер… Ты что ли?

Голос его был слабым, по бледному лицу катились крупные капли пота. Видно, отходит Жила.

– Ага, – сказал я. – Кто это тебя так?

– Тварь… Мышцы огромные… Будто кожу с них сняли… Ворвались и разодрали всех на части… И кибов… И Ильюшу… Хотя он одному свой меч в глаз все же вогнал… Не один ушел в Край Вечной войны… упокой его Зона.

Я мысленно удивился насчет Края Вечной войны. Надо же, мифология мира Кремля проникла в чернобыльскую Зону вместе с тамошними мутантами и аномалиями. И прижилась мгновенно. Бывает же.

– А с чего это они так на вас набросились? – поинтересовался я.

– Жадность моя… виновата, – шевельнул побелевшими губами Жила. – Неподалеку… «электрод» образовался… со «вторым сердцем» внутри… Лезть в него желающих не нашлось… разрядить не получилось, больно мощный… Так я посадил на крышу «Янова» стрелка́ со снайперкой… Мол, как только уника достанет какой-нибудь сталкер, вали его на фиг… Так этот придурок одного из этих монстров убил… Их командир взбеленился, ну и…

Торговец захрипел. Тому, в чьем теле осталось совсем мало крови, трудно говорить – обезвоживание сказывается. Я отстегнул флягу, шагнул в кровавую лужу и влил немного воды в горло умирающего.

– Благодарю, – прошептал Жила. – А у тебя это… аптечки нету?

Даже на пороге смерти человеку свойственно надеяться. Я знал, о чем говорит торговец. Слух прошел по Зоне, что, мол, то ли сталкеры нашли в потайных советских схронах, то ли ученые выпустили новую аптечку с препаратом, который восстанавливает утраченные ткани. Не просто раны залечивает, как регенерон, а прям лепит отрезанные да отстреленные конечности из подкожного жира. Признаться, не очень-то я верил в такое. Но, с другой стороны, в Зоне всё возможно.

Я покачал головой. На складе Захарова были только улучшенные армейские аптечки. Отличной комплектации, но без чудо-препаратов, способных вернуть жизнь тому, кто вот-вот с ней расстанется.