Закон семи

— Я ведь вам говорил, что мой отец скверно обращался с моей матерью. Однажды он, по обыкновению, ее ударил. Мне тогда было лет шесть, я бросился защищать мать, и отец отшвырнул меня. Крайне неудачно, я сломал ногу. Но отец, должно быть, решил, что я просто притворяюсь, и не позволил вызвать «Скорую». Сказал, что человек должен отвечать за свои поступки. И только на третий день он отвез меня к врачу. С тех пор одна нога у меня короче другой. Вот и все. — Взглянув на меня, он неожиданно улыбнулся.

— Зря я спросила, — смутилась я. Если честно, у меня от его рассказа мурашки по спине побежали, и то, что говорил он спокойно, даже вроде бы равнодушно, как о чем-то незначительном, делало его рассказ еще более чудовищным.

Разумеется, после бестактного вопроса я вовсю старалась загладить свою вину и оттого болтала без умолку. Прохоров слушал внимательно, говорил мало, кивал время от времени, но взгляд его меня смущал и даже беспокоил. В конец концов, я начала сомневаться, слышит ли он меня вообще.

— Еще вина? — спросил он.

— Нет, спасибо.

— А я, пожалуй, выпью.

Он смотрел пристально, с едва уловимой насмешкой. Его взгляд словно вжимал меня в кресло, которое украшало его столовую, и было ясно, он не столько занят разговором, сколько тем, что у него перед глазами. А перед глазами была я, и оценивал он меня отнюдь не с эстетической точки зрения. И я решила, что с меня хватит, поблагодарив, сказала, что хотела бы отдохнуть. Конечно, я могла бы рявкнуть, чтоб он не смел так нагло меня разглядывать, а он бы наверняка удивился, и мы опять затеяли бы перебранку, втягиваясь в эту нелепую игру, как святые втягиваются в грех, то есть всегда из лучших побуждений.

— Я здесь уберу, — предложила я.

— Что вы, я способен все сделать сам, — ответил он насмешливо.

Я подумала, что загрузить посуду в посудомоечную машину он и впрямь вполне способен, и удалилась.

Примерно через полчаса после этого Марк Сергеевич отправился в ванную, которая примыкала к его спальне, но имела выход не только в спальню, но и в коридор. Проходя мимо, я слышала, как за дверью льется вода. «В ванной он пробудет никак не меньше десяти минут», — пронеслось в голове. Непереносимо захотелось заглянуть в его спальню и все-таки сунуть нос в шкафчик. Он ведь здорово разозлился, застав меня рядом с ним. Его в самом деле возмутило мое нахальство, или он не хотел, чтобы я что-то увидела среди бумаг? Разумеется, заглянуть в шкаф захотелось еще больше.

Я замерла возле двери с сильно бьющимся сердцем. Если он еще раз застанет меня в своей спальне… О таком исходе моей вылазки даже думать не хотелось. Девушка решила продолжить приятный вечер в постели хозяина, вот что он решит, и окажется прав: иначе расценить мой приход затруднительно. А мне будет весьма затруднительно с ним объясняться. Однако, несмотря на здравые мысли, я, задержав дыхание, осторожно открыла дверь. И вновь меня поразил вид спальни, а в душу закралось беспокойство, которое я поспешила списать на то, что ранее заглядывать в чужие шкафы мне не доводилось.

Внезапно решившись, я быстро прошла к шкафчику. Ключ по-прежнему торчал в замке, я повернула его и открыла дверцу, прислушиваясь к звукам, доносящимся из ванной. Ровные стопки каких-то бумаг, все, как в прошлый раз, за одним исключением: фотография исчезла. Я приподняла бумаги, сдвинув их в сторону, затем вернула на место. Он убрал фотографию, решив, что здесь ей не место. Но почему? А главное: что на фотографии могло быть такого, чего мне, с точки зрения Прохорова, не следует видеть? Теперь я была уверена, что бумаги, которые лежат здесь, вряд ли меня смогут заинтересовать и рассердился Марк Сергеевич тогда именно из-за фотографии, потому и предпочел убрать ее в другое место. Я быстро оглядела спальню. Нечего и думать искать здесь — он может появиться в любой момент.

Я уже входила в свою комнату, когда обратила внимание на едва слышный щелчок, с которым, вне всякого сомнения, закрылась дверь ванной. «Он следил за мной», — вихрем пронеслось в голове, и лицо вспыхнуло от стыда и досады, а потом пошли совсем другие мысли. Что скрывает Прохоров? Тип он на редкость загадочный, и что за тайну он хранит, остается лишь гадать.