Закон Шрама

«Спасибо, Папочка! Я тебя за это легко убью», – возникла у меня в голове счастливая мысль. Притом абсолютно чуждая, отрисованная не человеческими словами, а образами и эмоциями. То есть я абсолютно четко видел себя, осознавал, что меня зовут Папочкой, и словно в кино со стороны наблюдал, как «Бритва» аккуратно входит в левую часть моей груди. После чего последовало резкое круговое движение клинка, из широкой раны вылетел пульсирующий комок и исчез в бездонной пасти благодарного дитяти.

«Но сначала – его. Он игрушку не принес».

– Как не принес? – засуетился Шрам. – Сейчас, сейчас, точно такая же.

Бюргер зачарованно следил, как наемник достает из контейнера близнеца моего артефакта.

«Вы хорошие. Я даже не знаю, кого убить первым».

Мысль была умильной. Бюргер, дистанционно вырвав из рук Шрама второй «спутник», и вправду был искренне нам благодарен за доставленное удовольствие. Он взвизгнул от счастья, выплюнул кабель и засунул в пасть оба светящихся шарика, заранее прикрыв глаза в ожидании нереального удовольствия…

Ярчайшая вспышка озарила подземелье. Два смоченных тягучей слюной кабеля, лежащие на полу, исторгли из себя пару толстых ломаных молний, ударивших снизу в подбородок мутанта. Глаза бюргера, светящиеся словно галогеновые фары, вывалились из орбит и лопнули – хотя не исключено, что это были артефакты, сослужившие нам последнюю службу.

В следующее мгновение я зажмурился – сияние толстенной, словно удав, вольтовой дуги, пробившей голову бюргера, было нестерпимым. Правда, продолжалось это недолго.

Послышался громкий треск, за ним удар об пол и звон мелких металлических деталей, рассыпающихся по бетону.

Я открыл глаза, но вначале не увидел ничего, кроме отпечатавшегося на сетчатке глаз ломаного яркого рисунка на фоне тусклого пятна света от моего налобного фонаря.

– Щит коротнуло и из стены выбило, – пояснил ситуацию Шрам. – Говорила мне мама, не жри много сладкого – лопнешь. А вот ему, наверно, не говорила.

Проморгавшись, я подобрал с пола свой автомат и подошел к трупу мутанта.

Тот валялся на спине, уставив в потолок пустые глазницы закопченного черепа, на котором вся плоть просто спеклась в одну черную корку. Да уж, этот разожравшийся бюргер точно не слышал историю про сталкера Варана, которого убило батарейкой от часов когда он нес «спутник» размером вдвое меньше тех, что были у нас со Шрамом…

– Ты код помнишь? – осведомился наемник. Он уже стоял у кодового замка бронированной двери, в задумчивости теребя бородку. – После этой свистопляски напрочь все из головы вылетело.

Кстати, это нормальная реакция организма на воздействие артефактов – бывали случаи, что народ два на два помножить не мог. Мозг от перегрузок подвисает ненадолго. Но я код помнил наизусть – такое из головы не вышибить никаким «спутником».

– 19862222, – сказал я. Случайно ли, нарочно ли неведомый кодировщик забил в набор цифр две четырехзначные цифры – год, когда произошла авария на чернобыльской АЭС… и еще одну дату, которую я уж точно никогда не забуду.

* * *

За нашими спинами с шипением задвинулись толстенные засовы, надеюсь, навсегда запечатывая подземный проход между лабораториями.

Мы находились в большом сводчатом зале, освещенном вмонтированными в потолок ультрафиолетовыми лампами. Вдоль ближайшей к нам стены зала стоял десяток автоклавов, сильно похожих на стеклянные гробы. Помнится, точно такие же я как-то вскрыл внутри Саркофага, вытащив оттуда несколько отличных сталкеров…

На этом узнаваемые предметы заканчивались.

Помимо гробниц в помещении находилось множество массивных устройств абсолютно непонятного назначения с кучей клавиш, кнопок, индикаторов и экранов, от которых в потолок уходили толстенные трубы и кабели. Не иначе наверху были расположены еще какие-то приборы, обслуживающие эти громоздкие порождения человеческого гения.

Зал занимал огромную площадь. Взгляд терялся в нагромождении непонятных устройств, на которых не было и следа ржавчины. Видно, что аппаратурой активно пользовались, поддерживая чистоту в помещении, – даже вот бактерицидные лампы повесили, прям гигантская операционная. Неужто ученые до сих пор проводят здесь свои исследования?

– Мы на уровне ноль одной из крупнейших лабораторий Зоны, – произнес Шрам. – Над нами еще несколько этажей. Верхние заброшены, нижние, секретные, как видишь, до сих пор функционируют. А над действующими площадями еще пять наземных этажей комбината бытового обслуживания «Юбилейный», в котором при совке для отвода глаз чинили теле- и радиоаппаратуру, обувь, одежду и тэ дэ, и тэ пэ. Причем работники КБО Припяти даже не догадывались, что творится у них под ногами.

– А ты неслабо подкован в истории Зоны, – отметил я, вглядываясь вглубь помещения, где мне почудилось какое-то движение: то ли белое привидение мелькнуло, то ли просто мое воображение решило сыграть со мной злую шутку. – Был раньше здесь?

– Я родился в Припяти, – невесело хмыкнул Шрам. – В тот день и год, когда был основан город. Хотя теперь это уже неважно…

– Погоди, – прервал я его. – Там что-то есть. Или кто-то.