— А как бы ты описал его, Воронов? Ты же у нас первоклассный психопат! — оскалил мелкие зубы Самохин, вроде улыбаясь. И тут же фальшиво перепугался: — Ой, перепутал! Хотел сказать — психолог!
В кабинете стало тихо. Все сразу вспомнили прошлогодний случай, когда Воронов, не совладав с нервами, выбил зуб отчиму маленькой девочки, которую тот день за днем совращал в отсутствие матери. Великих трудов стоило полковнику замять скандал. Воронову пришлось посещать специалистов, чтобы его не отстранили от работы. Вот тогда-то он и воспылал нелюбовью ко всем мозгоправам сразу.
— Никто не может прочесть мои мысли! Никто! — возмущался он, сидя за бутылкой водки с другом Никитой Сизовым, лучшим криминалистом всех времен и народов, по мнению Воронова. — Да, могут по моим привычкам и манере одеваться или говорить составить какое-то представление обо мне. Но!..
— Что? — Никита смотрел как завороженный: всегда считал Воронова самым умным опером.
— Но я ведь могу и притворяться. Могу менять привычки каждую неделю. Могу гардероб менять. Отвечать, ходить, говорить по-разному! Никто, Никита, никто не может влезть в мой мозг и понять, что там!
— Почему? — пьяно моргал Никита.
— Потому что я и сам иногда не знаю, что там. Не знаю, чего хочу, с кем хочу и как хочу! Как они-то могут?..
— Так как бы ты описал его, Воронов? — Самохин сел к нему вполоборота, мало заботясь, что оказался спиной к полковнику. — Можно услышать твои замечательные мысли на этот счет?
Снова все затихли. Даже полковнику стало интересно, что он ответит.
Воронов встал, одернул китель с мотающейся на одной сопле нижней пуговицей. Как на уроке — задрал подбородок, уставился в окно, забубнил:
— Мое мнение, что он нормальный в физическом плане. Эта тварь даже нравится женщинам. Ни у одной из жертв не было следов борьбы на теле. Их никто не усыплял, не отключал никакими приемами. Они шли с ним добровольно. Он хорош собой! Это первое. Второе: он умеет наблюдать. Задолго до убийства он выбирает жертву и ведет ее. Третье: умеет обставлять преступление. Место выбирает заранее. Такое, где никого нет, где ему никто не помешает. И это всегда на улице! Смею предположить, что он живет не один. У него даже может быть семья. Или он просто не желает гадить дома. Поэтому улица. Всегда только улица. Только пустыри. Он хорошо знает этот город. Четвертое: он мастерски владеет ножом. Но не как спецназовец или мясник. А как человек, обладающий врачебными навыками.
— Хочешь сказать, что он врач? — задохнулся от возмущения Самохин. — Ты совсем, что ли, Воронов? Днем режет пациентов на операционном столе, а ночью на улице?
— Капитан Самохин! — одернул его полковник и сделал повелительный жест рукой. — Сядьте как следует.
Самохин резко дернулся на стуле, отвернулся от Воронова. Взгляд испуганно метнулся в сторону шефа и тут же поплыл по кабинету, по лицам присутствующих — в поисках поддержки. Но никто не отреагировал. Все с интересом слушали Воронова.
— Продолжай, Воронов, — велел полковник.
— Он может быть практикующим врачом. А может и уволенным, лишенным практики. Мог в его жизни быть несчастный случай, смерть пациента. Скорее пациентки. Это выбило его. Или…
— Или? Чего замолчал, Володя? — поторопил полковник.
Мысли Воронова ему нравились. Он считал прорывом этот его доклад. Было видно, что парень обо всем этом думал не день и не два. Несмотря на запои, которые случались, что греха таить, после развода с женой.
— Или ему это понравилось, товарищ полковник. Ему это, может, просто в кайф. Удовольствие убивать! Он мог убить пациентку намеренно.
— Что же нам теперь, всех отстраненных врачей по городу пропесочить? — возмутился Самохин. — Кто зуб не так вырвал, кто роды неудачно принял… Знаешь, Воронов, сколько их может быть? А если он уже состоявшимся уродом сюда приехал?
— Понадобится, Самохин, так станешь по всей стране искать, — жестко оборвал его полковник. И обратился к Володе: — Что ты уже сделал в этом направлении?
— Ребята проверяют все медицинские учреждения, товарищ полковник. Пока безрезультатно. Не могу не согласиться с капитаном Самохиным: этот человек мог приехать сюда откуда-то. И тогда…
— Что?
— Тогда искать его мы можем годами. Пока сам не попадется. Или пока у нас не появится свидетель.
Глава 3
Сашка заглянул в комнату, куда она перебралась почти месяц назад. Хмуро глянул на нее, скорчившуюся под одеялом, потом спросил:
— Ты на работу сегодня собираешься?
— Да, — отозвалась Арина, не поворачивая головы.
Она лежала к нему спиной. Нарочно отвернулась, знала, что он заглянет перед уходом.
— Тогда вставай. Времени знаешь сколько?
— Сколько?
— Семь тридцать, дорогая. Потом будешь метаться, как заполошная курица. Вставай, говорю!
Он хотел, чтобы его голос прозвучал твердо, даже издевательски. Чтобы задеть ее, заставить возмутиться. Чтобы напомнить, как у них все было, когда они могли собачиться часами, а потом валились в койку и вытворяли там такое…
Не вышло. Голос дрогнул, зазвучал просительно, жалобно. Арина немедленно все поняла и не приняла подачу. Так и лежала, не поворачиваясь, под одеялом.