– Но… – Он отпустил одну коленку и провел рукой себе по затылку, по вновь отросшим волосам. (Тем же движением, что и Талис.) – Ты же меня не любишь.
– Ох, Элиан. – Все было далеко не так просто. Отнюдь нет. – Я… Мне шестнадцать лет. И всю свою жизнь я проспала.
Я наклонилась вперед – так далеко, что упала бы с ветки, не поддержи он меня. Но он поддержал, и я заранее знала, что поддержит. Я доверяла ему и… любила его?
Поодаль Атта и Зи придерживали Хана, соединив руки у него на пояснице. Я наклонилась и поцеловала Элиана в губы. Нежно и медленно, один не торопил другого, оба растворялись в теплоте и радости, пусть и не в том, большем, чего он хотел.
– Ты разбудил меня, Элиан Палник.
– Как Спящую красавицу. – Он горько, грустно улыбнулся. – Моя принцесса.
Я не совсем это имела в виду – разбудил меня его крик, а не его поцелуй, – но пусть у него будет свое толкование. Почему нет? Поцелуй ведь тоже помог.
– Ты разбудил меня, – повторила я.
– А ты меня спасла.
Я снова поцеловала его, и он потянул меня еще дальше вперед, пока не стянул с ветки, и я оказалась в его руках. Он держал меня на руках, будто принц из сказки, – у него в руках, как в ночь на корабле, когда я была изранена и напугана. Но сейчас я чувствовала только… что меня держат. Бережно. Надежно. Покойно.
И естественно, Элиан Палник – которому покой всегда давался с трудом – выбрал именно этот момент, чтобы уронить меня в реку.
Глава 26. Два
День второй был днем, когда Талис убил Уилму Арментерос.
Не хочу об этом. Вот голые факты. Он для этого использовал яблочный пресс и торс.
Толливер Бёрр все заснял. По-моему, ничего не имея против.
Еще один факт: обитель – место маленькое. В этот погожий сентябрьский день окна были открыты нараспашку, так что от звуков нигде не было спасения.
Да Ся взяла меня за руку, и мы убежали из нашей кельи. Вместе отыскали Элиана. Он сидел на кухне, спиной к печке, съежившись и дрожа. Мы взяли химический фонарь и бегом пронеслись все четыреста пятьдесят шагов тоннеля, выбежали наверх, к груде камней, побежали дальше, через вершину холма, в широкую золотую прерию. Там нашли воронку, где когда-то луч с неба преградил Элиану путь. Яма с выжженными стенками, до сих пор голая и гладкая, как блюдце, местами поросла кипреем, который уже выпустил свои длинные волоски семян – как фонтанчики пепла. Элиан перевалился через край, вжался в стену воронки и разрыдался.
Я обнимала его, пока крики в отдалении не прекратились, – и тогда он высвободился, бросился к центру воронки и снова упал на колени. На этот раз к нему подошла Зи и села рядом, взяла за руку. Я вертела в пальцах травинку – в моих чуть было не раздавленных пальцах, – и гибкий стебель распространял сильный и буйный запах, горький, как у тысячелистника. Семена уносил ветер.
Уилма Арментерос.
Талис пообещал сделать из нее легенду, и я не сомневалась, что у него получится.
Но и Спартак в свое время стал легендой, и не совсем в том смысле, как планировали римляне.
Крики прекратились, а мы все сидели в воронке. Ветер с ровным тихим шумом гнал по траве волны, словно по морю: яркие гребни соцветий, темные провалы. Цвели рудбекии, над цветками молочая летали бабочки. У меня сгорел на солнце нос. Наверное, мы очень долго просидели.
Пришел за нами в конце концов сам Талис. Вернее, пришел за мной, появившись у воронки – перепачканный кровью и широко улыбающийся. Он вел за собой Толливера Бёрра, держа его за надетый на шею провод.
– Привет, Грета! – сказал он. – Я думал, что на этом этапе ты захочешь присоединиться.
Я посмотрела на эту парочку, вздрогнув от жутковатой картины: худого, как волк, жилистого мужчину держит хрупкая женщина с мальчишечьей стрижкой и размазанной по носу грязью.
Только это не женщина.
И не грязь.
– Нет.
– Да брось ты! – принялся уговаривать меня Талис. – Он уже вот-вот наделает в штаны. Весело же будет.
Он отпустил Бёрра, и тот, оказавшись на свободе, инстинктивно прошел несколько неверных шагов: три, четыре, пять.
Талис ткнул в него пальцем, не отрывая от меня взгляда:
– Не вздумай бежать. Клянусь, ты пожалеешь, если побежишь.
Бёрр оступился, встал и рухнул на колени. Талис медленно, как король на сцене, приблизился. Наклонившись к Бёрру, он тихо и елейно произнес:
– Побежишь, и я начну с твоих ног. Потом буду потихоньку подниматься выше.
– Властитель Талис, – выдохнул Бёрр. – Умоляю вас.
– Никаких «властителей», – отрезал Талис. – Для этого уже слишком поздно.
Задыхаясь, Бёрр прикрыл глаза.
– Это мои дети. – Талис схватил Бёрра за подбородок и заставил смотреть на нас. Тот раскрыл глаза, его лицо перекосилось от крепкой хватки Талиса и исказилось от страха. – Они священны и неприкосновенны. Как ты посмел?
– Талис. – Да Ся встала.
Ее голос зазвучал, как удар храмового колокола.
– А вот от тебя я бы хотел слышать «властелин». – Когда Талис посмотрел на нее, брови у него поползли вверх и на лице расцвела улыбка. – О-о, смотри-ка, она меня сейчас отчитает. Как это мило!