Закон стаи

— Тогда подписываем договор, — сказал он. — Я одеваюсь и иду за пивом…

— А я сопровождаю тебя вечером в ресторан?

— Как ты догадалась?

— Я тебя люблю, Пьер, — отвечая на его поцелуй, сказала она. — И готова подписать с тобой договор. Беги за пивом.

…Пантов выбрал столик в ложе второго этажа. Сверху просматривался огромный зал, заставленный столами, накрытыми белоснежными скатертями. Посетителей было немного, и официанты в белых рубашках и с огромными черными бабочками на шее беседовали между собой около сцены.

Пантов их не мог не заметить. Высокий стройный француз в черном смокинге и любовница с осиной талией в длинном красном платье с глубоким декольте. Пантов видел, как к изящной парочке подошел метрдотель и кивком головы, указав в сторону балкона, показал вход на лестницу.

Клякса была бесподобна и без труда затмила бы испанскую красоту легендарной Кармен. Грациозно присев на стул, который любезно подвинул ей Пьер, она слегка покраснела и отвернулась от Пантова, который хищно пожирал ее глазами. От Пьера не ускользнула эта немая сцена, и чтобы решить все проблемы раз и навсегда, он взял Светку за руку и обратился к депутату:

— Моя невеста. Вы не знакомы?

— Встречались, — тихо пробормотал Пантов себе под нос.

Как ни отказывался от выпивки Кантона, Пантов уговорил его выпить одну рюмку коньяка, потом другую.

— Как ваши избирательные дела? — поинтересовался повеселевший Пьер.

— Что называется, «фифти-фифти». По-моему, мы слишком рано начали предвыборную кампанию. Мой имиджмейкер пришел к выводу, что рабочие водообъектов устали бастовать, а потому разошлись по домам.

— А разве не вы требовали денег и торопили меня и Бурмистрова финансировать забастовки и пикеты?

Пантов дернул плечами:

— Тогда это давало положительный эффект. А сейчас, налакавшись и устав от дармовой водки, многие рабочие предпочли сдаться.

— Кому сдаться? — не понял Кантона.

— Женам. На мой взгляд, теперь нужен другой возбудитель активности наших сторонников.

— Ваших сторонников, — уточнил Кантона.

— Не цепляйтесь к словам, Пьер, — разливая по рюмкам коньяк и искоса бросив взгляд на Кляксу, ответил Пантов. — Моя победа на выборах — эта ваша победа.

— Пока я никаких сдвигов и успехов не вижу. Закон до сих пор не принят, насосные станции приходят в негодность, трубопроводы ржавеют. А я только пачками выбрасываю франки и доллары. Мне все чаще кажется — на ветер.

— Думаете, я такой неблагодарный? — поставив пустую рюмку на стол, вдруг спросил Пантов.

В ту же секунду он нагнулся, достал дипломат и, рукой сдвинув тарелки с закусками в сторону, положил его на стол.

— Я приготовил вам подарок. От души.

Кантона подпер рукой подбородок и с интересом наблюдал за Пантовым.

Замки на чемоданчике разом щелкнули, кандидат в депутаты поднял крышку и вытащил икону.

— Это вам.

— Что это?

— Икона Иверской Божией Матери. Восемнадцатый век.

Глаза француза загорелись, на лбу выступила испарина.

— Но я не могу принять это. Икона стоит кучу денег!

— В мою избирательную кампанию вы вложили в десять раз больше, — передавая через стол икону Кантона, ответил Пантов и хвастливо добавил: — Точно такую же вы можете увидеть в Москве на Иверской часовне у Воскресенских ворот Кремля. Это одна из пяти древних копий. А оригинал до сих пор хранится на Святой горе Афон.

Кантона бережно взял икону в руки:

— Как я перевезу такой подарок через границу? Это же государственная ценность! Раритет!

— Вы думаете, таможня и пограничники разбираются в раритетах? Антикварные магазины забиты всякими иконами, для перевозки которых нужны всего лишь квитанция предприятия торговли и соответствующая запись в таможенной декларации. Поверь мне, заядлому коллекционеру, я неоднократно перевозил иконы через границу, и никто мне ни слова не сказал.

— Но где я возьму эту квитанцию?

— Об этом я позабочусь. А пока давайте выпьем за нашу даму.

Они выпили. С эстрады раздалась музыка, и на сцену выскочили четыре девушки в прозрачных фиолетовых нарядах.

За столом воцарилось молчание. Казалось, все с интересом наблюдают за танцовщицами, сбросившими с себя мантии, оставшись в одних узеньких плавочках.

К столику подошел официант и, склонившись, что-то сказал Кантоне на ухо. Француз тут же сдвинул манжету и посмотрел на часы: стрелки показывали без четверти одиннадцать. Бурмистров не поднялся к ним, значит, хотел встретиться с глазу на глаз.

— Друзья, я вынужден вас оставить на несколько минут.

Клякса испуганно и умоляюще впилась глазами в Пьера. Он ободрительно улыбнулся:

— Я ненадолго. Как говорят русские, одна нога здесь, другая там.

Он не успел еще скрыться из виду, как Пантов передвинул стул и оказался совсем рядом с Кляксой.

— Почему ты не пришла, мы же договаривались?

— Я было уже — решилась, но передумала в последний момент. Да и Пьер от себя не отпускал. К тому же Кантона не простит, и Виолетта Павловна тоже не простит. Вы ломаете мою жизнь, Михаил Петрович!

Пантов не обратил внимания на последние слова Кляксы.

— Ни Кантона, ни Петяева знать ничего не будут!

— Вы были очень добры и щедры ко мне. Но я не могу, Михаил Петрович…

— Последнюю ночь!