Закон стаи

— Пора, госпожа моя, — обратилась к Ремине одна из девушек, помогавших баронессе облачиться в свадебный наряд. — Ваш жених ждет вас в замковом храме.

— Ой, Ремина, ты должно быть такая счастливая! Я так тебе завидую! Говорят, что герцог — красавчик, — радовалась за подругу госпожа Филиппа, сверстница юной баронессы, товарищ детских игр и забав, отец которой верой и правдой служил барону Орландо и пал в одном из пиктских походов.

Ремина, отрешенная от всего земного, погруженная в горькие мысли, думала о своей несчастной судьбе и гибели киммерийца. Ничто теперь не связывало ее с этим миром, который она прежде так любила. Даже страдания отца, готового принять мученическую смерть, но не склониться пред жрецом, казались ей абсолютно напрасными.

Гибель варвара, к которому она прониклась доверием и испытывала странное неосознанное влечение, окончательно сломило ее. Киммериец казался ей героем из древних легенд, будораживших воображение девушки, побеждающим зло и помогающим сирым и слабым. В своем пылком воображении она создала этот романтический образ и сама не заметила, как влюбилась в него. Это была наивная юношеская влюбленность, чистая и прекрасная. Поэтому, когда Филиппа произнесла эти невинные с виду слова, сердце баронессы взорвалось от боли, а боль выплеснулась в неосознанный гнев.

— Как ты смеешь так говорить! — выкрикнула Ремина, вырываясь из рук рабынь. Рука баронессы взлетела вверх, готовая отвесить пощечину этой глупой простушке.

Филиппа вся сжалась, с удивлением и страхом глядя на свою подругу. Рабыни застыли в оцепенении.

— Простите, госпожа! Умоляю, простите! Я не должна была так говорить о вашем женихе! — скороговоркой оправдывалась Филиппа, стараясь не смотреть в пылающие гневом глаза баронессы.

"О, Митра, что я делаю!? — вдруг поняла Ремина. — Чем виновата бедная Филиппа? Ведь она ничего не знает ни обо мне, ни о Конане, ни о замыслах Яхм-Коаха. Милое, доброе существо, пребывающее в неведении. Не я, она счастливее меня во сто крат!"

Рука баронессы безвольно упала.

— Прости меня, дорогая Филиппа! — в порыве раскаяния воскликнула девушка и, чтобы хоть как-то сгладить свою вину, с нежностью поцеловала подругу, которая совсем растерялась от быстрой смены настроений, происходящей с баронессой.

— Наверное, всему виной волнение, — попыталась найти объяснение этим переменам Филиппа.

Обе девушки готовы были расплакаться в объятиях друг друга.

— Вас ждут, госпожа, — напомнила им рабыня.

— Да-да, — как эхо откликнулась Ремина, — идемте, я готова.

Служанки набросили ей на голову полупрозрачную, тонкую ткань, полы которой ниспадали до пят девушки и до времени скрывали лицо, и, взяв под руки, повели в храм.

Если бы Ремину спросили, какие чувства владели ее сметенной душой во время этого скорбного марша, что видели ее глаза, о чем она думала: девушка бы не нашлась, что ответить.

Еще не доходя до святилища, процессия с невестой услышала звуки торжественной музыки и хор нестройных голосов, прославляющих Митру. Когда Ремина и сопровождающие ее женщины ступили под низкие своды храма, уже оглушенные какофонией гремящих инструментов и пением охрипших голосов, юная баронесса чуть не лишилась чувств от смрадного запаха горелой плоти жертвенных животных. В маленький не проветривающийся зал набилось множество народа, но девушка смотрела на собравшихся здесь людей и не узнавала знакомых лиц. На трех гигантских жертвенниках полыхали костры, сложенные из цельных древесных стволов. Жара и духота в храме могли легко свалить с ног здорового мужчину, не говоря уже о юной девушке, нервы которой и так находились на грани срыва.

Невидящий взгляд Ремины блуждал по стенам залы, смотрел сквозь людей и ничего не замечал, пока не натолкнулся на человека, неподвижно стоящего в центре помещения. Это был мужчина: высокий, стройный с пышной гривой иссиня-черных волос, ниспадающих на широкие плечи. Взгляд девушки застыл на этой мужественной фигуре. На миг ей показалось, что она ее узнает…

— Конан! — невольно вырвалось из ее уст и она порывисто шагнула в сторону своего кумира.

Несмотря на гром барабанов и визг флейт, мужчина услышал этот взволнованный вскрик и обернулся. Юная баронесса застыла, словно натолкнулась на невидимую преграду.

На нее с изумлением и любопытством смотрели жгучие зеленые глаза, — и это не были глаза северянина.

В это время из-за жертвенников появилась другая фигура, облаченная в пышные златотканые одеяния.

— Подойди к своему избраннику, дочь моя! — торжественно провозгласил жрец.

Ремина не сдвинулась с места. Она не видела и не слышала ничего. По залу пополз зловещий шепоток. Тогда герцог сам приблизился к ней и осторожно взял за руку. От этого прикосновения девушка вздрогнула, но покорно позволила проводить себя на центр зала. Яхм-Коах, пристально следивший за ними, удовлетворенно кивнул и низким голосом обратился к Митре, открывая церемонию.