И тут же пожалел о сказанном и сделанном. Какой смысл тогда рассуждать о бесплатном добре и ругать себя за его раздачу, когда по дурацкой привычке опять собираюсь его делать? И для кого? Для того, кто увел у меня любимую? Впрочем, любимую тогда. Вряд ли кто-то в здравом уме может влюбиться в монстра, который уставился сейчас на меня глазами, похожими на две застывшие капли крови.
– А… ты можешь?
– Я же сказал – попробую. Ничего обещать не могу.
– Но как?
– Понятия не имею, – честно признался я. – Хотя есть на эту тему некоторые соображения.
– Я тебе помогу! – не терпящим возражения тоном заявила она.
– Себе помоги, – посоветовал я. – Если Данила оживет, вряд ли ты прельстишь его такой вот мор… хммм… внешностью.
Сорок Пятая явно растерялась от такой наглости. В замешательстве провела пятерней по своему лицу, распоров его своими пилами. Но, похоже, боли она не чувствовала, да и рваные раны немедленно затянулись. Да, хорошо постарался покойный Мастер Полей, знатную машину для убийства создал.
Впрочем, я не стал ждать, пока она придет в себя. Развернулся – и направился к мотоциклу.
– Ты меня обманул! – прорычала она мне в спину. – Сказал это, чтобы остаться в живых!
– Так убей меня, – равнодушно сказал я, усаживаясь на свой байк. – У тебя еще с полминуты есть, вполне уложишься.
И, заведя мотоцикл, поехал к выходу из двора, медленно набирая скорость.
Она стояла неподвижно, когда я проехал мимо нее. Чудовище, от которого позорно бежал ктулху, прокачанный в чернобыльской Зоне кольцом Черного сталкера. Хрупкая девушка из моего далекого прошлого, которую я когда-то любил… Я ли? Нет, тот парень-десантник, едва сошедший с дембельского поезда. Придуманной юношеской любовью пацана, еще не до конца изуродованного жизнью. Любовью, последние осколки которой остались валяться за моей спиной, на залитом чужой кровью дворе, рядом с трупом убитого мутанта.
Душевные сопли по утраченной любви вещь, конечно, заслуживающая внимания. Кучи романов пишут о них, кино снимают про разноцветные оттенки этих соплей, кое-кто от них даже самоубивается. Но всё это не в нашем, сталкерском случае. Наш человек может конечно мысленно смахнуть с носа зеленую бяку, вспоминая о чувстве, оставшемся в прошлом – но не более. Смахнул, забыл – и захотел жрать. Нормальная реакция после душевных переживаний. И индикатор своеобразный. То есть, если не любил, значит после чувственных страданий и жрать не захочешь. Значит, не настоящая это любовь была, не цепляла глубоко, до самого желудка. А вот если захотел, да так, что хоть рукоятки мотоцикла начинай жевать – тогда да, точно любил. Всем сердцем. И, расставаясь с этим чувством, много душевной энергии потратил. Вследствие чего, собственно, жестоко, по-вурдалачьи и захотел жрать.
– Может хватит уже о любви и жратве думать? – прозвучало с заднего сиденья. – Задолбал. Я, между прочем, тоже есть хочу. А пленных необходимо кормить, если ты не в курсе.
Движок байка работал ровно и относительно тихо, поэтому я прекрасно расслышал горестный вопль Дена. Брезент на его морде размотался во время гонки, так что теперь он мог сколько угодно совершенно беспрепятственно верещать во всю глотку.
– Полить тебя что ли? – бросил я через плечо. – Или на корни нагадить?
– Себе на корень нагадь, – посоветовали сзади. – Я существо плотоядное, требую свежей теплокровной пищи.
– Будешь много требовать, порублю на дрова, – пригрозил я, сворачивая с шоссе к каким-то насмерть убитым развалинам, густо поросшим мхом. По ходу, крыш-траве здание не приглянулось, и со временем оно почти сровнялось с землей. Лишь на полметра вверх остались торчать обломки стен. То, что надо. И от ветра прикроют, и от чужих взглядов. А мне будет всё видно через щели и просветы в раскрошившемся бетоне, пока заправляться будем.
Будем, хммм…
Завернув в развалины, я слез с мотоцикла и заглянул в заплечный мешок, который мне дал сотник Еремей. Ага. Большая краюха хлеба, перевязанные бечевкой полоски вяленого мяса, кусок твердого сыра, толстый пучок лука, три головки чеснока. Ну да, если сильно не обжираться, на пару дней точно хватит. Плюс вода, как выразился сотник, в старинной пластиковой бутылке. Довоевались-довыпендривались заокеанские деятели от политики. Полуторалитровая бутылка из-под минералки теперь раритет. Антиквариат, блин.
Ладно, порефлексировали – и будет. Я окинул взглядом развалины, аккуратно поднял с земли небольшой кусок бетона, размахнулся, метнул… Раздался визг, тут же перешедший в хрип и бульканье. Прогулявшись шагов на пятнадцать от места стоянки, я поднял за хвост и принес обратно большую мутировавшую крысу. Излишнее любопытство никого до добра не доводит, не фиг было из норы выглядывать, глазами сверкать.
– Годится? – спросил я.
– Ну ты прям реально снайпер, – скривился Ден. – А ничего поприличнее нету? Хоммута хоть отловил бы.
– Устриц с фуагрой тебе не подать? – поинтересовался я. – Жри чего дают.