А у Тимофея где-то и его отец в одиночестве умер. Не лежало к нему сердце. Не вспоминал, не жалел. Может, оттого так непутево сложилась собственная судьба. Но ее уже не повернуть, не переиначить. Поздно.
— Бригадир! Чего калган повесил? Пошли чифирку глотнем. Душу погреем, — позвал Баржа.
— Дорвались! Теперь всю заварку сговняете, — отозвался Тимка.
— Слушай, а бугор не хавал, — подошел Скоморох.
— Ну и хрен с ним. Уламывать не стану. Приспичит — нажрется, — отмахнулся бригадир.
— Тимофей, в отвал до утра? — удивился Кот, заметив, как Тимка нагревал шалаш.
— А чего ждать? Уже пора…
Филин, услышав это, отматерил всех подряд. Из гордости голоса не подавал.
«Погодите, вы еще прихиляете ко мне, гады. Тимка вам на сезон, g я — на всю судьбину. Мое слово — и ни одна «малина» не пригреет. Вспомнится вам нынешний денек. Быстро скурвились, козлы. Но куда денетесь? Вы фраеру до первой нужды. А и мне теперь на хрен не нужны. Пушняк просрали. На Тимку глядючи. Ну, ладно. Только фраернулись лихо. Та на век зарубка будет», — думал Филин, влезая в спальный мешок.
Утром все разошлись по тайге. Так уж сложилось на заимке, что тропы промысловиков не пересекались. И свидеться средь дня они не могли. Никто не возвращался к шалашам засветло. И только Филину невтерпеж стало. Есть захотел. И, вытащив из петли жирнющую зайчиху, пошел к шалашу напрямик.
Сегодня не повезло и Тимофею. Разболелось плечо. А тут еще в берлогу провалился. Хорошо, что пустой оказалась. Еле выбрался из нее. И, хромая на обе ноги, повернул к шалашам. Не стало сил осмотреть все капканы. Хватило б выдержки вернуться самому, не звать на помощь кентов. Перед глазами кружились деревья. «Только этого и не хватало», — цеплялся он за березу. И, переводя дух, продолжал идти, сокращая путь, к шалашам.
Филин, придя на поляну, развел костер, снял шкуру с зайца. И только собрался опустить его в кастрюлю, услышал, как за спиной всхрапнула лошадь.
«Какую падлу прибило к нашему берегу?» — поднял бугор голову и обомлел.
Участковый с двумя милиционерами стоял в двух шагах и улыбался тонкими бледными губами. Кривая эта улыбка была хорошо известна Филину. Она никогда ничего доброго не обещала.
— Ты-то мне и нужен, — сказал участковый, приоткрыв мелкие, как у мыши, зубы. — Иди сюда, — поманил бугра пальцем.
Тот по привычке оглянулся — куда бы слинять? Но над головой грохнул предупредительный выстрел. И Филин увидел пистолеты в руках милиционеров. Оба, как два глаза смерти, караулили каждое его движение.
— Тебе повторить? Живо сюда! — скомандовал участковый.
Бугор не двигался с места. Он не спрашивал, в чем провинился, почему за ним приехали, что понадобилось от него. Такие вопросы задавать мусорам фартовому — западло. Филин стоял не шевелясь, словно в капкан попал. Он лихорадочно соображал, что предпринять.
— Не робей, Филин! — смеялся участковый, сделав шаг навстречу, и вытащил из кармана наручники. Бугор сунул руки за спину.
— Браслетки? Но за что? — вырвалось невольно.
— Забыл? А кто государственное достояние, пушнину, отказался сдать представителям госпромхоза? Кто угрожал им? Кто кидался на них? Кто бригадира… — замер на полуслове, глянув куда-то через плечо Филина. И сказав милиционерам: — Держите его! — кинулся в тайгу.
Тимка уже не шел, ползком через буреломы пробирался к шалашам. Ноги отказались слушаться и не удержали. Каждый метр пути казался ему сущим наказанием. Крикнуть, позвать, но кто услышит? Все в тайге. У шалашей никого не ждал увидеть. И полз из последних сил.
Он не увидел участкового. Сознание провалилось куда-то в снег. Глубоко-глубоко, к самой земле. Там тепло. Там всем хватит места. И ему… Не стоило сегодня ходить в тайгу. Да вот понадеялся на себя. А зря… Но кто это? Опять медведь? Теперь уж некому помочь, вступиться. И ружья в шалаше. «Напрасно не взял», — смотрел Тимка и от боли ничего не видел.
— Крепись, Тимка! — услышал над головой.
«Зверюга по-человечьи ботает? Не может быть! Такого даже дед не рассказывал. Да еще имя знает. Откуда?» — удивился Тимка.
— Ой, блядь! — заорал он, когда чьи-то лапы иль руки, оторвав его от снега, подняли высоко. — Не мори! Не тяни! Жмури враз, козел! Мне однова! — кричал охотник, не понимая, что происходит.
— Тимофей, потерпи!
— Жрать будешь, хавай, падла!
Боль в плече, в ногах слилась в сплошной ком. Больно было дышать, говорить, жить.
Вот его положили. Как хорошо лежать не шевелясь, забыв, кто ты и зачем в тайге оказался. Но зачем его разувают? Как больно…
Тимка заорал.
— Не дергай! Отвали! — вдруг прорезалось на синем фоне неба лицо участкового. Откуда ему здесь взяться? — Тим! Ты меня слышишь?
Бригадир кивнул головой. Конечно, услышал.
— Терпи, снимаю второй сапог.
Мужик заблажил не своим голосом.
— Вывих! На обеих ногах. Держи его крепче! — услышал чей-то голос.
И снова нечеловеческая боль. Потом еще… Нет больше сил терпеть ее. Но что это? Не может быть! Нет боли в ногах? Да это сказка! Такого не бывает! Может, их оторвали? Но кто? Не мог разглядеть Тимка лица и попросил:
— Пить…