Закон - тайга

Фартовый замахнулся. Лом просвистел рядом. Кравцов, сделав вид, что упал, дернул мокрый брезент из-под ног Совы. Тот шлепнулся лицом вниз. И в ту же секунду оказался завернутым в брезент.

— Дышишь, падла, кайфуешь? — захлебывался злобой фартовый. И внезапно заглох. Вода хлынула на борт баржи. — Отпусти, паскуда! Не мори! Оба накроемся! — кричал Сова, пытаясь вырваться из брезента.

Кравцов сам едва удерживался на осклизлой корме. Понял — баржа зарылась в дно реки. Ниже — некуда. Значит, придется ждать всю ночь, пока не появится какое-нибудь проходящее мимо судно.

Но именно в таких ситуациях счастливый случай не торопится прийти на помощь. И Кравцов, ухватив сверток брезента с Совой, оттащил его на другой борт.

— На хрен я тебе? Ведь понта никакого. Ни с меня навара, ни с мусоров! Ну, грамотку дадут. А за нее и склянки не возьмешь. Пусти! Я в долгу не останусь. Дай слинять. Из-под земли найду. Верну должок. Трехни, какой навар хочешь? Устрою, падла буду! — клялся Сова.

— Только что получил. Молчи, гнида! Либо сдохнем, либо выберемся, — отозвался Кравцов.

— Ты же колымский зэк, не фраер. Усек бы свой кайф. За меня «малина» наличностью выложит.

— Дурак вконец! Не о том болтаешь, Сова. Тут уж быть бы живу. Оба потонем иль вместе выживем, — признал Кравцов, услышав, как трещат ломаемые дном шпангоуты баржи. Долго ли она продержится на плаву? А может, через минуту развалится на куски, скинув со своей усталой спины людей?

— Если не накроемся, не мори! — просил Сова.

Кравцов отвернулся. Ветер стихал. Дождь все еще лил на

голову и плечи, казалось, хотел промочить до костей.

— Ты, когда Кузьму убивал, думал, что и ему жить охота?

— Он фискал! Таким дышать западло. Высветил нас, паскуда. Да и гробанул его попутно. Линял, сам мозгуй, на лесовозе. Почти в Трудовое. Коль в Поронайск пофартило бы, дышал бы, сука. Потом бы его на перо взял. А тут не пофартило фискалу. Ведь не законник, дерьмо. Чего его жалеть? Таких до хрена извели. За всякого не переморишь.

— Фискал, говоришь? О нем в селе никто так не сказал. Жалеют…

— Хрен там жалеть. Я, покуда под нарами в его бараке канал, ждал свой час, всякого наслушался. И о стукаче том. Он с легавым кентовался давно. За нас ему волю дали. А я и перекрыл кислород. Ночью из-под шконки вылез и прикно- кал. Еще старого падлу надо было грохнуть. Да времени не хватило. Легавые на хвосте повисли. Они ж и тебя на Колыме приморили. И тоже не за хрен собачий. Чё ты их тянешь на шее? Они ж лидеры…

— Трофимыча за что бил?

— Старый хрен башли взял, а хавать не давал. Вот и трамбовал его. За свое выдавливал. Мы не на халяву у него жили.

Кравцов удивлялся, что так легко и просто сознался во всем Сова. Он не соврал. Это понимал Игорь Павлович. Ведь вот и сам тогда в бараке тоже подумал, что Сова вскочил в барак днем. А дождавшись ночи, убил Кузьму. Видно, и впрямь: перед реальной угрозой смерти многие становятся откровенными.

— Я и тебя бы отделал так же, если б пофартило слинять, — признался мокрушник и добавил: — Отпусти. Нарисую.

— Дыши тихо, — екнуло сердце у Кравцова — он услышал, как из подтрюмного отделения баржи захлюпали пузыри. «Куда теперь сковырнется баржа?» — подумал невольно.

— Размотай, Кравцов! Клянусь свободой, не дернусь. Надоело заживо в жмурах лежать, — стонал Сова.

— Кузьму сам одолел. А из брезента слабо выбраться?

— Фискал дрых как падла. А я ни в одном глазу.

— Так чем ты его убил? Уж очень узкий раневой канал.

— Спицей. Шустро. Он и очухаться не успел. Боли не слышал. Дернулся едва и готов. Так многих стукачей пришивают.

— А как из барака ушел?

— Ночью один поссать вышел. У них без параши. До ветра, на двор. Я за ним. И выскочил. Мужик свет не включал. В темноте меня не приметил. Слышал, как он дверь на запор брал, когда вернулся.

— Подлец! — не сдержался Кравцов. И тут же схватил Сову за шиворот. Вода подступила вплотную, баржа плотно уселась на дно. Фартовый хлебнул воды ртом и носом, и его едва не смыло.

Игорь Павлович подтянул его к маленькому пятачку на корме баржи, который еще оставался над водой.

— Хана нам, Кравцов! Обоим крышка будет. Сдохнем здесь! Зачем ты так лажанулся? Меня хотел сграбастать. А и сам накроешься теперь, — кривил посиневшие губы Сова, потерявший надежду на спасение.

Кравцов с ужасом глядел вокруг. Неужели, пройдя столько мук, выжив на Колыме, перенеся столько горя и потрясений, потонет здесь, вместе с Совой, наказав его и себя заодно?

«А впрочем, чего я сетую? Пережито много. Но разве я один такое перенес? Другие намного лучше меня были. Не повезло им. А я выжил, вышел. Не калека, никому не в обузу. Работал. Не по принуждению. Своим делом занимался. А если смерть застанет здесь, это еще не самое худшее. Не стоит сетовать на судьбу. Ей виднее…»

— Сюда! Сюда! Спасите! — замахал он руками, услышав шум мотора. Лодка иль катер, все равно, пусть снимут, заберут отсюда. Игорь Павлович кричал в сторону усиливающегося шума.

Только бы услышали, заметили, подошли…

Сова вздрогнул от крика Кравцова так, словно к нему ток большого напряжения подключили: