Закон Талиона

Лицо мужчины сохраняло замкнутое выражение, глаза смотрели холодно, он мало по-ходил на того участливого собеседника, к которому тянулась душа. Не признал. Вот и ещё одно разочарование в короткой и полной разочарований жизни.

— Вас, молодой человек, Александром Мартыновым величать? — И голос-то другой — жёсткий, равнодушный.

Саня угрюмо кивнул: "Точно…не признал".

— Поднимайтесь, в кабинете поговорим.

Ничего больше не сказав, бывший вор Дато развернулся и потопал наверх. Следом по-топал Саня, чувствуя сильнейшую горечь. Все прошедшие годы он боялся признаться само-му себе, что живёт ожиданием этой встречи и надеждой, что она неизбежна, нужно только запастись терпением. Внимательный вор Дато, сам того не желая, сыграл на потаённых струнах истерзанной мальчишеской души, пробудив в ней ничем не мотивированные, но очень глубокие сыновние чувства. И вот… Бедное сердце, каково ему…

На втором этаже они прошли ещё через один не менее роскошный, обставленный ди-ванами холл, и Дато открыл с виду декоративную, но, как выяснилось, очень массивную дверь. Похоже, под декором упрятана сталь.

— Входите и закройте.

Мартын вошёл и закрыл, плохо осознавая, что делает, а, обернувшись, встретился гла-зами с прежним, участливым и чуть-чуть насмешливым взглядом, который ну никак не мог забыть и, зуб даю, совсем не хотел забывать. Вновь пробудилась надежда: "Я ошибаюсь? Помнит?"

— Ну, узнаёшь меня, пацанёнок, Саня Мартынов? Небось, подумал, скурвился вор Дато? В натуре? Здорово!

Дато протянул руку. Оглушённый Тына согласно кивнул и протянул свою.

— Да ты садись, не стесняйся. Вообще-то сейчас говорят не "скурвился", а "поменял имидж". Привыкай. Обиделся, что я тебя чужаком встретил? Вижу, вижу…, так надо. Потом объясню. Ты мне так и не ответил: помнишь ли? Пять лет минуло.

Саня совсем смутился. Покрытое жёсткой коркой сердчишко торжествующе бухало: "Помнит!"

— Конечно, помню… и спектакль, и вас…

— Да, — кивнул Дато, — тогда мы душевно побазарили.

Он подошёл к двери, проверил, плотно ли закрыта. Вернувшись к столу, присел, вы-двинул встроенную панель, пощёлкал кнопками.

— Понимаешь, какое дело, — заговорил он серьёзно, — мой дом могут прослушивать. Кто? Да кто угодно. Вот эта комната — единственная, куда никто, кроме меня… Уборку здесь сам делаю. "Жучки" тут вряд ли. Проверяю. Вор я, или погулять вышел? Я ведь "на деле", бывало, всякую электронику потрошил. Сигнализацию, там, датчики на движение…, даром, что семь классов. Короче, не хочу, чтоб кое-кто узнал о нашем давнишнем знакомстве. Усёк?

Мысли у Сани немного путались, как у того пацана, но он уже не был несмышлёным пацаном и сходу разобрался — предстоит доверительный и секретный разговор. Ещё он по-нял, что матёрый волчара чего-то или кого-то опасается. Нет, не боится — такой бояться не умеет — просчитывает. Дато занимается большими делами. В больших делах — большой риск. Это хорошо! Если он, Саня Мартынов, шестачок, зачем-то нужен козырному тузу, значит, так тому и быть. С ним не пропадёшь, а и пропадёшь, так не обидно. Под такими, почти трезвыми мыслями, бурлило море ликования.

Будто поняв его настроение, Илларион опять выбрался из-за стола, подошёл, взъеро-шил парню волосы, коснулся плеча.

— Знаешь, сынок, — Дато удивлённо поперхнулся, — вот…вырвалось. Рад, что встрети-лись. У меня, ч-чёрт, никогда не было детей. У меня вообще никогда никого не было после, как отца убили. Запал ты мне чем-то. Видать, с возрастом расслабляешься, распускаешь сопли, ищешь родную душу. Я так думаю: нас тогда судьба свела, не иначе.

Илларион Константинович не кривил, он и вправду обрадовался. Появление в пустом доме (женщины сюда являлись только по вызову, да через день приходила пожилая работ-ница за всё) повзрослевшего Сани Мартынова, колыхнуло душу. По началу всего-то и пла-нов было: приобрести верного связника и лазутчика в одном лице, чтоб с его помощью со-бирать сведения в виде сплетен и слухов, курсирующих в недоступной нынче для самого Дато, блатной среде, изменить, как выразился Игорь, "параметры информационного вакуу-ма", а при везении выйти на нужных людей. Но сейчас, глядя на Саню, он ощутил нужду в единомышленнике.

— Ладно, воспоминания — дело хорошее, но я тебя не за тем искал. Сам-то ты как? Что-то плоховато выглядишь, заморённый какой-то.

Саня пожал плечами.

— Да никак…живу.

— Вот и расскажи, как живёшь?

Мартынов задумался: а, действительно, как?