Проводив глазами друга, который пошел к родным, я засунул необычную записку во внутренний карман, но тут обнаружил там кое-что еще. Этот крошечный предмет заставил меня устало выдохнуть и вновь посмотреть на Клэр. Она уже была порядком пьяна от местного прославленного фруктового напитка, который был почти не горек на вкус, но и основательно подвергал мозг иллюзорной расслабленности буквально через несколько рюмок. И судя по тому, что я перед собой видел, что возможно повстречаю родителей и что ненароком освежил в памяти лицо погибшей Нэйди, выпить как минимум полбутылки призмы мне бы тоже не помешало.
«Что с ней не так? Специально хочет вывести меня? Но почему? Ее разозлило то, что я лишился какого-либо наследия?»
Решив прервать этот цирк, я длинными шагами направился к сладкой парочке, неосознанно начав крутить в воздухе правой кистью, разминая ее. Но на пути меня вдруг кто-то остановил, схватив за руку. И лучше бы это бы не тот, о ком я думал.
— А ты что здесь делаешь?
— Да скотский рот… — я грубо отдернул руку от легкой хватки и злобно посмотрел в глаза горе-предку через сомкнутые брови снизу-вверх. — Неужели этот вечер недостаточно испорчен, что и ты решил подсыпать дерьма? Я думал, мы все решили неделю назад.
— Однозначно. И как успехи, сынок? Попрошайничать на улице еще не начал? — это его лукавство в каждом выплюнутом в мою сторону предложении с недавних пор уже начинала раздражать больше всего.
«Я-то терпеть его не могу из-за отношения ко мне и его невыносимо скверного и тупого характера. Но почему он так общается с родным сыном? За что так ненавидит? Неужели за открытие глаз на измену жены?»
— Все замечательно. Скоро я буду богат и ни в чем не буду нуждаться. И тогда эта мерзкая улыбка сойдет с твоей рожи с такой скоростью, что защемит челюсть.
— Никак не уймешься, смотрю. Что ж, удачи. Посмотрим, куда тебя приведет жизнь. Но даже не смей обращаться ко мне или к матери за помощью. Такой выродок как ты не достоин нашей любви и даже малейшей поддержки.
— Ох, как же я вас обожаю… — ощущая бурление крови в жилах и захватывание воздуха в легких, тяжело выдохнул я эти слова и продолжил: — И почему у всех нормальные родители? Почему я один такой? Вы сами виноваты во всем! Особенно ты! — рука сама поднялась, а указательный палец начал тыкать ему в грудь. — Прояви ты должное уважение, признай меня родной кровью, я бы так же относился и к тебе! Но нет, тебе вечно надо все заблевать этой желчью! — я уже сильно повысил голос, на что находящиеся рядом гости удивленно покосились, а некоторые поспешили отойти от центра начавшего извергаться вулкана. — Уставились на что-то интересное, шакалы?! Своих проблем мало?
— Убежден в собственной правоте, как и всегда, — он держался уверенно, говорил ровно и спокойно, привычным низким голосом. Словно пытался показать возвышенность надо мной, и что его это не задевает. — Я ставил себя на твое место, чтобы понять, но так и не понимал. Ты же не хочешь поставить себя на мое. Я дал тебе дом, жизненные уроки и впустил в самостоятельную жизнь. Ты же, избалованный мальчуган, ни разу не поблагодарил меня хоть за что-то, относился ко всему как к должному, отказывался от малейших просьб, занимался какой-то ерундой, доставлял нам с матерью множество проблем. А когда я пытался с тобой поговорить, чтобы вразумить и сказать, как будет правильно, ты начинал ссору. Как мне еще к тебе относиться после такого?
Кидаться ему на шею со слезами и извинениями я не собирался, даже если бы это положило конец нашей войне. Это бы значило мой отказ от убеждений и согласие с заведомо ложными.
— Подумай над всем этим. Но сначала ответь на мой первый вопрос. Какую детальку игрушек ты здесь забыл? Да еще и привел свою потаскуху сюда.
Мне жутко захотелось врезать ему прямо здесь, при всех, но я сдержался. Не из-за норм приличия в этом идиотском обществе, а из-за инстинкта самосохранения. Не хватало еще поселиться на неопределенный срок в темнице за нападение на главного торговца Империи, пусть он и был моим отцом. К оскорблениям в свой адрес я привык, но вот к затрагиванию близких мне людей нет. И было в какой-то степени даже смешно, что отец посмел назвать кого-то потаскухой, а ее спутника жизни глупцом.
— Что, не согласен? Так обернись и разуй уже наконец-то глаза, бездарь.
Рефлекторно повернув шею через плечо, хоть и не желая больше слушать этого упыря, я тут же застыл на месте, приоткрыв рот. Здоровяк уже в открытую лапал мою девушку, особенно обнаженные места ее кожи на платье сверху, совершенно не беспокоясь, где находится, и чья это дама. Но, что самое поразительное, она совсем не сопротивлялась.