Отец не договорил. Лишь замер в воздухе с широко раскрытыми глазами. Настал его черед не понимать, что, и главное, почему это произошло с ним.
— Ты предал меня! Предал наши убеждения! Так почему и я не должен?!
Истошный крик Дайлера разбивался об ошарашенное от боли и произошедшего лицо, пока меч все глубже впивался в незащищенную грудь.
— Нет… — еле выдавил из себя Аарон, уже не с испугом, а с разочарованием глядя на сына. — Нас подставили.
Отец нашел в себе силы и волю сказать последние слова. Потому что именно от них зависела вся дальнейшая жизнь юного следователя.
— Что ты говоришь?!
Теперь все стало ясно. Но было уже слишком поздно. Он принял это обвинение, чтобы в конечном итоге выявить виновника. Чтобы все выглядело убедительно и прошло успешно, нельзя было даже сообщать правду сыну, который точно бы все испортил. Но вечная предусмотрительность отца подвела его. Не ожидал он лишь одного. Такого поступка излишней эмоциональности от вечно страдающего ею сына.
— Скрой следы… Скажи им, что не смог заманить меня и пришел один. Ты не убивал. Оставь это дело или повторишь мою судьбу. Продолжай делать наше…
— Что… как? После такого…
Выпустив тело отца падать на землю, Дайлер повернул обезумевшее лицо в сторону. Он задыхался, словно это его только что пронзило длинное лезвие. Глаза метались туда-сюда, совершенно не понимая, что теперь делать. Разумная часть мозга отказывалась признавать, что допустила подобное рвение проклятых чувств, годного применения которым не существовало в природе. И отказ этот был настолько сильным, что позволила им взять верх снова. Дайлер рванулся ко склону горы.
Как тут же остановился на самом краю. Выставил вперед дрожащую правую ногу. Оставалось только перенести на нее вес тела… Либо же треснуть себя по голове, чтобы включить наконец ее в работу.
«Кто будет в выигрыше? Тот, кто сделал все это? Преступники, которые не будут пойманы? А кто проиграет? Все остальные. Сколько из них пострадает, если ты переведешь сейчас вес тела на правую ногу?»
Никто не должен узнать, что здесь произошло. Что сотворил человек, который изо всех сил будет стараться спасать жизни за десятерых. Если и продолжать все это дело, то в первый и в последний раз обмануть всех. А после поступать только правильно. Только так можно будет победить ублюдка, который подстроил это. Только так можно будет покончить и с остальной преступностью. Чтобы никто больше не ощутил подобного горя. Чтобы подонки получили по заслугам и никогда больше не причиняли людям вред.
Сапог вернулся на землю. Юный следователь шумно выпустил задержанное дыхание через рот, вытер слезы и вернулся к отцу, больно рухнув на колени рядом.
— Как бы я хотел уметь изменять вещи. Как ты всегда того мне желал.
Дайлер внимательно осмотрелся вокруг через мокрые глаза. Увидев, что никто еще и подавно не прибыл, он начал тащить тело к обрыву прямо вместе с торчащим из него орудием убийства…
Он не виноват.
Не виноват в том, что на свете, оказывается, и вправду существуют монстры, но куда неприметнее и опаснее тех, из детских сказок. В том, что не собирался снова уподобляться этим самым монстрам, на которых они с отцом безустанно охотились всю жизнь. В том, что слепо доверял подчиненным, которые по умолчанию должны были быть избавлены от таких ужасных качеств, как алчность, бесчувственность и способность на предательство. В том, что не выбирал легкий путь и верил в закон, а потому не убил маньяка, когда имел шанс. В том, что не хотел бездействовать и ждать, пока все образуется само собой, в результате чего пришлось рискнуть чужой жизнью.
И в то же время, он виноват.
Когда взваливаешь на себя ответственность за благополучие целого мира, будь готов ко всем лишениям и препятствиям. К неуловимым злодеям, которых не поймать обычным способом, как бы сильно ты не готовился. К неизбежным жертвам, которые всегда последуют за глупыми ошибками. К возможным предательствам от любого, ведь никто пока не имеет такого же видения на мир, что и ты. И все-таки… к переменам? Не будет ли это противоречить тому самому видению, если на пути к избавлению от преступников самому стать таковым? Убить еще раз. Предать память отца и упасть в собственных глазах еще сильнее. И больше не суметь остановиться. Даже если это ускорит весь процесс, как уже не раз продемонстрировал Флэйд.
Серенити не заслужила такой участи, каким бы неприятным человеком она ни была.
Отец не заслужил такой участи. А был он лучшим из лучших.
Упорная и неустанная работа, защитившая немало людей от различных психопатов и жутких последствий, могла позволить не только увидеть радость и благодарность на их лицах. Куда больше она была нужна ради искупления вины, подавления невыносимого воспоминания. И сейчас все возобновилось. Подобие страшной ошибки было допущено спустя столько лет. Он снова стал причиной смерти невинного, хоть и не такой прямой. И если последствием ужасного исхода первого поступка стала лютая одержимость спасением других жизней, то каким оно станет в этот раз?