Вырванным оказался листок за 5 и 6 сентября, соответственно, четверг и пятницу. Если бы покойная Галина Васильевна вела образ жизни домохозяйки, то шансы на успех можно было бы считать весьма высокими, ведь на следующей странице оказались суббота и воскресенье (по полстранички на день), и, весьма вероятно, они были бы пусты, так что следы от записей за 5 сентября почти наверняка можно было бы увидеть даже без экспертизы. Но увы, Аничкова планировала дела и на выходные, и на праздничные дни, так что без специальных приборов недостающие записи никак не восстановить.
– Значит, так, Витек. Ежедневник прямо сейчас везешь следователю. Но! – тут Селуянов предостерегающе поднял палец. – Перед этим находишь несломанный ксерокс и снимаешь копию со всех страниц за десять дней до вырванного листка и за десять дней после него. Понял?
– Понял, Николай Александрович.
– Не напутаешь?
– Не.
– Ничего не забудешь?
– Не, я, это… понял все…
Да понял, конечно, кто ж сомневается. Ничего сложного. Сложное начнется потом, когда в ожидании заключения экспертов (хорошо, если пару недель, а то ведь и месяц) оперативники будут искать всех людей, с которыми потерпевшая встречалась за десять дней до 5–6 сентября и в течение десяти дней после. Может быть, она кому-нибудь говорила, какие именно дела запланированы у нее на эти дни. Или впоследствии делилась впечатлениями… Времени прошло много, воспоминания у людей уже не очень отчетливые, размытые, даты путаются, события переплетаются. И в итоге оперативники наверняка вытащат «пустышку», потому что окажется, что Галина Васильевна сама вырвала этот злосчастный листок, чтобы что-нибудь записать на нем или, к примеру, огрызок яблока завернуть, или свернуть кулечек и сделать из него самодельную пепельницу.
А кстати, как это в принципе могло произойти? Ежедневник большой, такой в сумке не носят, его держат дома. Значит, листок могла вырвать или сама Аничкова, или ее племянник-алкаш, или кто-то из визитеров. У Аничковой теперь не спросишь, у племянника без предварительной подработки вопроса тоже спрашивать бесполезно, он будет все отрицать, если не запастись заранее аргументами. А вот визитеры…
Селуянов сорвал телефонную трубку, надеясь, что оперативник Витя еще не уехал к следователю. Ему повезло, Витя оказался на месте.
– Виктор, сделай ксерокопию со всех страниц. Не за десять дней до и после, а со всех, ты понял?
– Ага, – пробасила трубка.
Ладно, Витек сделает все как надо. А дальше? Осталось уговорить Рокфеллера.
Нет, не зря Настя не любила дачи и выезды на природу. Уже в первые часы пребывания в загородном домике Дюжина ее охватила такая тоска, что вешаться впору. Дождь, лес за окном серо-черный, мокрый, печальный, и никакого «очей очарования», никаких в багрец и золото одетых деревьев, все лгал поэт, обманывал, а может, про другое время осени писал, про сентябрь.
Утром все как-то быстро и удачно организовалось, к десяти часам в госпиталь приехал не только Павел Дюжин, но и Чистяков, и Юра Коротков. Все вместе они доехали до поселка с весьма романтическим и многообещающим названием Болотники, выгрузили Настю с палкой и Чистякова с тремя сумками, в одной из которых были книги, собранные по составленному заранее списку, в другой – видеокассеты, в третьей – Настины вещи. Дом оказался просторным, двухэтажным, со всеми удобствами и даже с отдельной ванной для гостей. Он ничем не напоминал те деревянные домики, которые в Настином сознании были связаны с понятием «дача».
Павел съездил в магазин и привез на дачу его хозяина для личного знакомства с госпожой Каменской. Хозяин был весел и любезен, оставил свой телефон и заверил Настю, что она может звонить в любое время, и все будет доставляться ей в течение получаса. Потом Настю на машине отвезли в местное лечебное учреждение, на инвалидном кресле довезли до кабинета главврача и решили все вопросы с процедурами, которые, разумеется, будут проводиться на дому.
Потом ели вкусные бутерброды и пили чай, много шутили, веселились. А потом стали разъезжаться – рабочий день, всем надо на службу.
– Ну что, мать, дорогу я теперь знаю, так что не заскучаешь, – бодро говорил Юра Коротков. – Буду тебя навещать, докладывать криминальную обстановку в городе.
– Я тоже буду приезжать, – пообещал Павел. – Но в любом случае ты сразу же звони, если что.
Чистяков уезжал последним, минут через десять после Дюжина и Короткова.
– Асенька, продержишься до вечера? – Он с тревогой всматривался в ее бледное лицо. – Я после работы приеду.
– Не нужно, Лешик. Тебе добираться придется часа два.
– Смотря где и какие пробки, – философски заметил муж, – может статься, что и все три. В пятницу вечером Кольцевая дорога забита, и через город тоже не проедешь. Но я все равно приеду, потому что ты никогда в жизни не ночевала одна в пустом доме за городом. А вдруг ты начнешь бояться?
– Не начну.