Закон трех отрицаний

Кинув очередной взгляд на Лару, он придвинул поближе записную книжку и начал звонить знакомым журналистам с одним и тем же вопросом: у каких публичных, на всю страну известных людей они планируют в ближайшее время брать интервью. Записал несколько имен, критически оглядел полученный список. С двумя из этих персонажей он был знаком, не близко, но все же достаточно, чтобы позвонить им.

– Я хотел бы преподнести вам в подарок картину моей жены, молодой художницы… Я могу попросить вас об одолжении? У вас будут брать интервью для журнала… Журналист обязательно спросит вас об этой картине. Вы не могли бы непременно упомянуть имя автора?.. Я буду вам очень признателен…

Унизительно, противно. Он делает это не в первый раз. И каждый раз чувствует себя засунутым вниз головой в мусорный бак. Но для Лары он готов и не на такое пойти.

* * *

В субботу дом в Болотниках оказался полон народу. В пятницу вечером приехал Чистяков, в субботу с утра появился Павел Дюжин, а после обеда, ближе к вечеру, вдруг нарисовался Коротков.

– У-у, – разочарованно протянул он, оглядывая кухню, на которой кипела работа: Чистяков взялся приготовить привезенного Дюжиным молочного поросенка, – а я-то думал, облагодетельствую несчастную одинокую больную, развею скуку, окажу моральную поддержку, и за все это она будет мне благодарна по гроб жизни.

– Еще один прихлебатель явился в поисках благодарности, – констатировал Алексей. – Я думал, моя Аська самая корыстная, а у вас на Петровке, оказывается, все такие. Селуянов тут без конца пасется, тоже делает вид, что навещает.

– Я попрошу, – демонстративно оскорбился Коротков, – ваша, сударь, жена бывает корыстна только в двух направлениях: чтобы вы ее кормили и уступали место за компьютером. А я компьютером не пользуюсь.

– Значит, голодный, – сделал вывод Дюжин.

– Кормленый, – гордо заявил Юра. – И ничего мне от Каменской не нужно. Кстати, где она?

– Устраивает пробный вояж на второй этаж. Пытается ходить по лестнице. Специально ждала, когда кто-нибудь приедет, одна боялась рисковать, – объяснил Чистяков. – Пойди-ка, раз уж ты такой бескорыстный, проверь, до какого места ей удалось добраться. А то она уж минут двадцать как отправилась.

Коротков вышел из кухни, начал подниматься по лестнице и сразу понял, почему Настя ее боится. Крутая, винтовая, ступеньки узкие. Одно неверное движение – и пиши пропало, непременно что-нибудь сломается при падении, и хорошо еще, если рука или нога, а то ведь и что похуже. Каменскую он нашел в одной из трех комнат. Судя по всему, это была детская, предназначенная для семилетнего сынишки Дюжина. Настя сидела на маленьком диванчике, опираясь обеими руками о палку, и задумчиво разглядывала вытянутую вперед левую ногу.

– Здорово! – радостно заорал Коротков. – С победой тебя, подруга! Ты покорила-таки эту вершину!

Она улыбнулась и протянула ему руку:

– Привет, я твой трубный глас уже давно слышу. И чего ж ты всегда так орешь, а, Юрик? С таким голосом ни один секрет сохранить невозможно.

– Ладно, давай, критикуй, – обиженно проговорил он. – Эти, которые внизу, меня корыстью попрекают, и ты не отставай, подключайся. Я в такую даль тащился, хотел с подругой повидаться, самые, можно сказать, лучшие чувства в душе нес, а вы… Я что, жрать сюда приехал? А если вам кусочек поросенка жалко, так и скажите, жлобы.

– Да ладно тебе, – Настя расхохоталась, – мы тебя и таким любим.

– Каким это таким? – с подозрением спросил Коротков.

– Голодным и громогласным. Садись, посиди, я все равно раньше чем через полчаса вниз не двинусь.

– То есть у нас с тобой есть целых полчаса вдали от этих, которые внизу?

– Так, и ты туда же. Я не надеюсь, что ты пришел предлагать мне вечную любовь. Стало быть, это вечная работа.

– Ну а то, – Юра сделал выразительный жест руками, который означал, что иначе быть и не должно. – Чего ценному кадру впустую простаивать, а работа у нас, как ты правильно заметила, вечная, ее всегда много и ее никогда до конца не переделаешь.

– Это насчет актрисы или на нас еще что-то обрушилось?

– Актриса, не тем будь помянута… Аська, я от тебя ничего не хочу, честное слово! Я только расскажу тебе, что знаю, и пусть оно у тебя в голове варится, ладно? Вдруг что получится.

– Бульон, – усмехнулась она, – и, вероятнее всего, с фрикадельками. Или ты рассчитываешь на борщ?

– Ася, я серьезно, – голос Короткова стал умоляющим, – ты же все-таки женщина, тебе проще понять все эти глупости с любовью и ревностью. Вот смотри: есть известный, всеми любимый и уважаемый режиссер Островский, у него есть молоденькая любовница-актриса – это с одной стороны. А с другой – есть бывший каскадер, красивый мужик, который с Островским знаком очень давно, снимался у него в семи картинах, в последний год они общаются очень тесно. Молодая актриса усиленно строит глазки каскадеру, не смущаясь присутствием ни своего любовника, ни любовницы самого каскадера. Пока все понятно?

– Пока – да, – кивнула Настя. – И что было дальше?