Закон Выброса

От третьего остались только ноги и таз с торчащим из него обломком позвоночника, а куда делось все остальное – непонятно. Было похоже, что некое страшное и неуязвимое чудовище вырвалось из лаборатории Захарова и поубивало охранников, несмотря на их впечатляющую огневую мощь и современную индивидуальную броню.

Видно было, что кибы пытались стрелять – на снежно-белых стенах присутствовали росчерки пулевых отверстий. Но чудовище оказалось не только экстремально сильным, но и фантастически шустрым: везде на стенах и полу была лишь жидкость, заменяющая охранным биороботам кровь. А вот крови неведомого монстра не было заметно нигде.

Захаров и правда расположился на этом этаже, совмещая работу и отдых. Я пробежал мимо помещений с надписями «Комната охраны», «Ординаторская», «Столовая», «Комната отдыха» и «Академик Захаров», по пути понимая, что хозяина бункера за этими дверями не было – приглушенные голоса раздавались в конце коридора, потом послышался сильный удар и снова голоса. Кто-то увлеченно выяснял отношения, и один из этих голосов явно принадлежал Захарову.

Я сбавил темп бега, перестал касаться пола каблуками берцев и переместился ближе к стене – так менее слышно шаги. Там, за последней дверью, кто-то лихо напрягал академика, и мне хотелось сохранить эффект неожиданности – я был почти уверен, что этот «кто-то» и зачистил охрану Захарова, и мне совершенно не хотелось стать еще одним трупом в этом коридоре.

В принципе, я давно мог свалить отсюда, тем более что лифт работал. Был шанс спуститься вниз и, проникнув в знакомую мне систему подземных ходов, убраться подальше – тем более что, судя по жаре, какие-то военные от души поливали бункер напалмом, и мне совершенно не хотелось в ближайшем будущем превратиться в хорошо прожаренную Легенду Зоны.

Но у меня была веская причина остаться.

В клинке моей «Бритвы» были заключены ками[3] моего друга Виктора Савельева и его Юки, которых я убил этим самым ножом. И какая разница, что оба убийства были необходимостью, благом и для Виктора, и для его дочери?[4] Главное, что их убил я, и этот груз будет лежать на моих плечах до тех пор, пока я не верну их к жизни.

И помочь мне в этом мог только один человек на всей планете, редкостная сволочь и гениальный ученый, владеющий вполне научной методикой воскрешать тех, кто ушел в страну Токое[5], – думаю, белый ниндзя по прозвищу Японец и его дочь отправились именно туда. И никто на свете, кроме академика Захарова, не сможет вернуть их обратно…

По мере моего приближения голоса становились различимы все лучше. Академик, похоже, перед кем-то оправдывался. При этом он хорошо держался, но по его напряженному голосу я понял: Захаров боится. Очень старается выглядеть спокойным, и у него это неплохо получается, но на самом деле ему страшно. Интересно, что ж там за собеседник у него такой, который смог напугать этого на редкость мерзкого, но, надо отдать ему должное, экстремально смелого и отчаянного старикашку?

Защитное стекло шлема тонировало реальность, и, чтоб лучше видеть, я его поднял, нажав кнопку возле подбородка. В плане безопасности со стеклом оно, наверно, лучше, но если придется стрелять, я предпочитаю видеть цель максимально четко.

Дверь в операторскую была открыта, и я аккуратно выглянул из-за косяка…

М-да. Пожалуй, если б надо мной нависла этакая пакость, я бы тоже испугался. И, похоже, автором этой пакости стал я, когда бросил в автоклав то, что осталось от профессора Кречетова. И теперь этот монстр явно решил поквитаться с учителем.

С одной стороны, профессора можно было понять – Захаров поиздевался над ним от души. Но, с другой стороны, Кречетов сам был тот еще фрукт, и сейчас, по сути, жаба собиралась скушать гадюку.

Причем гадюку, которая для меня могла быть полезной.

Так уж устроен мир, что из двух зол мы выбираем или наименьшее, или же то, которое может нам пригодиться. К тому же Кречетов, интегрированный в тело статуи Давида, выглядел отвратительно, потому я успокоил себя мыслью, что оказываю ему услугу. Удобная мысль, кстати, когда собираешься убить кого-то, – потом со своей совестью гораздо проще договариваться.

– Я знал, что ты больной ублюдок, но не думал, что до такой степени, – брезгливо произнес Кречетов. – Пожалуй, и правда нужно избавить мир от такой грязи, как ты. Сделаю хоть раз в жизни что-то хорошее.

Когтистая лапа медленно поднялась над головой Захарова.

Профессор Кречетов явно растягивал удовольствие. Какой интерес просто убить своего мучителя? Пусть смотрит на тебя глазами, полными ужаса, трясется, осознавая, как неотвратимо приближается к нему смерть…

Не люблю таких.

Хочешь убить – убей быстро, не мучая жертву ни физически, ни морально. Ты и так отнимаешь самое ценное – жизнь, так какого хрена еще и издеваться над тем, кого приговорил?

Если я еще до этого сомневался, то сейчас сомнения отпали напрочь.