Закон Выброса

И, перевернув нож, протянул его рукоятью вперед. При этом мой мизинец коснулся клинка, и мне показалось, что я дотронулся до айсберга – настолько он был холодным, неприветливым, чужим… Неудивительно. Теперь это был уже не мой нож, и его следовало как можно быстрее отдать новому хозяину, чтобы не повторить судьбу Халка.

Захаров протянул руку, взял «Бритву», поднес поближе к глазам, чтобы получше рассмотреть.

– Вот уж не думал, что подобное случится, – произнес он. – Как мне кажется, в нем хранятся не только ками Японца и его дочери, верно?

На этот вопрос мне не хотелось отвечать. Я понимал, чем рискую, отдавая свой нож Захарову. Но как я по-другому мог сдержать слово, данное самому себе?

– У меня есть еще одна просьба, – сказал я.

– И почему я не удивлен? – хмыкнул Захаров.

– Ты говорил, что у тебя есть артефакт, выборочно стирающий память, верно?

– Есть, – кивнул ученый. – Я назвал его «Выброс». Он способен адресно воздействовать на синапсы коры головного мозга, начисто стирая фрагменты долговременной памяти. Точность воздействия поразительная. Даже я сам был удивлен возможностями этого искусственного артефакта после того, как его создал.

– Отлично, – кивнул я. – Прошу тебя: когда ты оживишь моих друзей, сотри им всем память обо мне. Начисто. Сегодня они снова погибли из-за меня, и я не хочу, чтобы это повторилось.

– Опять пытаешься обмануть судьбу? – усмехнулся Захаров. – Ты уже не раз пытался это сделать, но что-то результат получается неважный.

– Просто сделай, ладно? – попросил я.

– Хорошо, – пожал плечами Захаров. – Чего не сделаешь ради заклятого врага. Только и ты дай мне слово, что мы больше никогда не увидимся. Так будет лучше и для меня, и для тебя, и для твоих друзей.

– Обещаю, – сказал я. После чего развернулся и направился к выходу из лаборатории.

* * *

Саднила щека, на которой пуля, пролетев по касательной, оставила свой след.

Болела грудь, куда прилетела очередь, к счастью, не пробившая грудную бронепластину, но при этом запреградное действие пуль никто не отменял.

Зверски ныло левое плечо, в которое ударил осколок гранаты так, что вмял в сустав наплечник. Теперь там был огромный синяк, и рука поднималась вверх от силы на тридцать процентов. Но все равно это было лучше, чем могло быть, – все-таки надо отдать должное, годные бронекомбезы делает Захаров для своих кибов.

Нога болела тоже, но терпимо для того, чтобы я мог идти, хромая и опираясь на шест, который сам вырезал из более-менее прямой ветви, найденной в роще кривых деревьев. Пока резал ее, скрипел зубами, сдерживаясь, чтобы не завыть от тоски, ибо работал я самым обычным ножом – а мой Нож с Большой Буквы теперь принадлежал не мне…

Хотя нет, дело было не в этом. Я понимал, что фактически своими же руками отдал «Бритву» на убой.

И исправить это было невозможно.

Но, с другой стороны, если ты потерял кого-то, кто был тебе дорог, – а я относился к своему ножу именно как к своему настоящему и вполне живому другу, – то есть только один алгоритм действий для того, чтобы от тоски не сжечь себе нервы дотла.

Забыться.

Отвлечься.

Занять свой мозг, переполненный горем, чем-то, требующим от тебя максимальных усилий, чтоб содержимое твоей черепной коробки кипело от проблем, словно суп в кастрюле, – и не было у него времени на то, чтобы мучить тебя бесполезными сожалениями.

А еще горе можно забить болью.

Как сейчас, например…

Все мое тело ныло, требуя немедленного отдыха, но я все равно шел через болото, выдирая ноги из густой жижи и понимая, что могу и не дойти. Силы человеческие не беспредельны, организм имеет свой ресурс. И если ты нормально не жрешь, не спишь, а лишь воюешь, при этом огребая от противника неслабых трендюлей, то тело рано или поздно откажет. Развалится на хрен, как автомобиль нерадивого хозяина, который не обращает внимания ни на шумы в двигателе, ни на постукивания в колесах, ни на ржавеющий кузов.

Но сейчас мне была нужна и эта боль, и эта усталость, и туман перед глазами – по ходу, когда мне в плечо прилетело, башню тоже слегка тряхнуло, и тошнота, волнами подкатывающая к гландам, была тому подтверждением.

Но плавающая пелена впереди не мешала видеть вешки, указывающие путь, и я продолжал тащить свою измученную тушку через болото, пока наконец не рухнул, словно мешок с костями, на знакомый крошечный островок.

Я уже бывал здесь однажды и вот теперь приперся снова в надежде, что те, к кому я шел, меня не пошлют куда подальше. Если честно, я бы на их месте послал. Жили себе люди своей налаженной жизнью, тут притащился я со своими проблемами и принес проблемы им. Притом что они мне помогли, а я доставил им нехилый геморрой – и не факт, что они его разрулили. Кстати, со мной это часто бывает, почти хронически… М-да, вовремя я начал об этом думать. Стоило бы об этом поразмыслить до того, как идти сюда, но я ж страдал, мне было не до размышлений о других. Тьфу, мля, порой от самого себя тошно бывает…