Позади что-то проворчал Заммер, но Богдан не обратил на это особого внимания. Сейчас он был сосредоточен на том, что было впереди, даже глаза закрыл на мгновение, чтобы не увидеть, а ощутить себя частью всего этого странного и страшного мира Зоны… и почувствовать четырнадцать теплых точек, рассредоточившихся за кустами впереди, сразу за выходом из леса, и замерших в ожидании.
Богдан каким-то странным внутренним зрением видел, как от этих точек протянулись тонкие прямые ниточки, сосредоточившиеся на шоссе. И знал, что ниточки эти есть не что иное, как линии прицелов, вдоль которых полетят пули, как только на дороге появится группа ученых…
Сталкера слегка затрясло. Жутко это – ощущать, что твое тело сейчас словно сосуд, в котором воссоединились две сущности – одна с навыками снайпера-профессионала и вторая, умеющая видеть сквозь деревья.
Но эта тряска быстро прошла, потому что пришло осознание: кем бы или чем бы ни были эти сущности, сейчас они помогают ему. И от него требуется лишь одно – помочь им. И помощь эта заключается лишь в одном: не сопротивляться этому странному и жуткому состоянию, которое охватило его…
И Богдан расслабился, приняв незримую помощь… И тут же пропало это ощущение отторжения чужого, исчез страх перед необъяснимым, непонятным, чужим, которое вдруг стало своим и таким же естественным, как, например, лечь сейчас на асфальт, вдавить в плечо приклад винтовки – и начать стрелять.
Новое, неизведанное ранее, но странно знакомое ощущение накрыло Богдана. С каждым нажатием на спусковой крючок он словно становился той самой пулей, вылетающей из ствола, чувствовал сопротивление воздуха, разрываемое маленьким свинцовым копьем, и видел, как стремительно приближается чье-то лицо, размытое в пятно от нереальной скорости…
Потом мир заполнила кровь. Но Богдана уже не было в том мире.
Он был поделен на девять оставшихся в магазине частей и сейчас по частям расходовал
А потом он быстро положил пустую винтовку на асфальт, потому что иначе уронил бы ее. Ирреальное ощущение пропало. Он снова был самим собой, обычным человеком, к горлу которого сейчас подкатывала неудержимая, раздирающая волна.
Богдан зажал рот руками, но это не помогло. Его вдруг скрючило в бараний рог, и он зашелся в кашле – страшном, похожем на взрывы раскаленных патронов в легких, от которых в ладони раз за разом бьют горячие брызги…
Но вдруг сталкер почувствовал, как к его спине прижалось что-то теплое – и страшный зверь, раздирающий грудную клетку изнутри, начал успокаиваться. Кашель утих, а после и вовсе сошел на нет. Лишь на ладонях остались размазанные по ним капли крови.
Только после этого теплое перестало прижиматься к спине.
Богдан приподнялся на локте и обернулся.
Девочка смотрела на него большими глазами, в которых, казалось, потускнела синева. И личико стало бледным, словно восковым.
«Ты спасла меня. Дважды. Спасибо», – подумал Богдан.
«Это ты спас меня, – пришел ответ. – Я лишь помогла выжить всем нам и временно успокоила кашель. Но не вылечила. От смерти нет лекарства».
«Я знаю», – мысленно отозвался сталкер.
Странно, наверно, надо было огорчиться. Днем раньше точно бы расстроился от такой информации. Но сейчас было – всё равно. Какая разница, годом раньше, десятью позже? И так и так конец один…
– Почему мне кажется, что ты общаешься с этой немой? – подойдя, спросил Носов.
– Это тебе кажется, – сказал Богдан.
– Может быть, – кивнул психолог. – Тогда, может, ты скажешь, куда стрелял?
– Может быть, – отозвался сталкер. – Но давай лучше покажу.
Палач всё рассчитал верно. И засаду организовал правильно, рассредоточив бойцов полукругом, чтоб друг друга не подстрелили невзначай. Сам с краю залег, в овраге, похожем на заросшую травой траншею. Может, это она и была – здесь во времена Великой Отечественной войны шли страшные бои.
Братки, взяв на прицел выход из леса, рассредоточились за кустами. А Васька Шалый и еще двое из его пристяжи рядом с паханом в траншее разместились.
Это их и спасло.
Внезапно со стороны леса раздалось десять выстрелов. Один за другим, почти как из пулемета. И вновь тишина повисла над полем…