Закон затона

Но особо поразил меня замечательно сохранившийся знак радиационной опасности, криво торчащий из кучи какого-то мусора. Понятно, что бандиты, особо не парясь, при обустройстве базы скидывали в затон все, что было не нужно. Но, как бы там ни было, сейчас, в этом гиблом месте, «треугольник смерти» из далекого восемьдесят шестого года с красным «пропеллером» на желтом фоне выглядел особенно зловеще.

Но я недолго разглядывал местные достопримечательности – тем более что начал накрапывать дождь. Тяжелые капли, пробивая красный туман, падали на землю – и словно застывали на ней, становясь похожими на слабо мерцающие голубые бриллианты.

Я слишком хорошо знал, что такое это мерцание. Будь у меня хоть стопроцентный иммунитет к радиации, рисковать не стоило – это ж Зона, хрен его знает, когда тот иммунитет закончится. Поэтому я немедля двинул вперед, взглядом отмечая по пути дорогие артефакты, которые начали попадаться все чаще и чаще. Стало быть, я зашел в зону, куда никто из бандитской «наживки» пока не добрался…

Ну, или почти никто…

Она лежала на плотной корке подсохшего ила, наполовину провалившись в него. Видать, хотела уник достать, но не получилось. Зацепилась ботинком, может быть, – или, похоже, запуталась в обрывке троса и не смогла выбраться из толстого слоя слежавшейся грязи. Рядом с ней валялся мешок, на треть набитый редчайшими артефактами. Она очень сильно старалась, видно же. Наверняка бандиты пообещали свободу для нее и для сына, иначе б зачем так надрываться, пробиваясь сквозь кровавый мрак?

И она была жива. Только полностью обессилена. И на пальцах – язвы, которые случаются, если брать голыми руками особо радиоактивные арты.

Когда я подошел, она подняла голову и слабо улыбнулась. Узнала.

– Ты?

– Я. А теперь пойдем отсюда.

Она покачала головой.

– Ты же… видишь. Мне не дойти. Не рассчитала сил… Убил меня затон.

– Человек убит, когда умер, – резонно сказал я, распутывая ее ноги. После чего не без труда вытащил из грязевой ловушки: – Пойдем, там тебя сын ждет. Ты нужна ему.

Кажется, последние мои слова придали ей сил. Сверкнув желтыми глазами, женщина-полумутант оперлась на мое плечо – и мы пошли. «Кровь затона» исправно разгоняла перед нами красный туман, в котором пропали зловещие тени – скорее всего, они пожирали слабых и больных – тех, кого удавалось затащить на дно, вот откуда здесь столько костей. А в моем случае решили, что добыча им не по зубам. Вот и ладушки, вот и хорошо.

Когда мы вышли из затона, Василий бросился к матери, рухнул перед ней на колени. У него в глазах стояли слезы.

– Ты жива… не верю… мама, ты жива… – повторял он, целуя язвы на ее пальцах. А она другой рукой гладила гиганта по голове, ероша его спутанные волосы.

– Бывает же, – сказал один из наемников, глядя на эту сцену. – Я вот свою мать и не знал никогда. И отца тоже. Говорят, нашли меня на крыльце детдома.

– И такое случается, – сказал я, задумчиво глядя на трогательную сцену – как и все наемники, кто находился поблизости.

И это было ошибкой.

Ночи здесь довольно светлые от звезд, просвечивающих сквозь тучи – еще один необъяснимый феномен Зоны. И благодаря ему при желании вполне можно метров с двухсот выкосить из пулемета группу плотно стоящих людей. Всех, конечно, одной очередью положить не получится, но большинство – вполне.

Небо озарилось вспышками, но еще до того, как первые пули нашли свои цели, я уже лежал на брюхе с винтовкой в руках. Просто вдруг ощутил я знакомый вибрирующий холодок в позвоночнике, и оттого подумалось – упасть надо! Быстро. Очень быстро. Что я и сделал, привыкнув доверять своей сталкерской чуйке.

А потом увидел, как выстрелы сбили с ног мать Василия, а его самого развернули и швырнули на землю. И сразу, словно кадры жуткого фильма, понеслись перед моими глазами картины – пули выдирают куски мяса из человеческих тел, раскалывают черепа, рвут на части конечности, из которых во все стороны брызжет кровь…

Ночных вспышек было много, но я две наиболее интенсивные отметил – то пулеметы работали. И я их из своей СВД погасил, взяв прицел немного выше мигающих светлых точек. Думаю, прям меж глаз стрелков пули положил. А потом и с остальными принялся работать – то есть по автоматчикам.

Поняв, что внезапная ночная атака удалась лишь частично, неведомые стрелки перестали демаскировать себя беспорядочной стрельбой. Вокруг опять повисла тишина, надрываемая лишь стонами раненых…

Но, к сожалению, я ничем не мог им помочь, как и матери Василия, которой очередь разнесла верхнюю часть головы.

И самому Василию – тоже…

Он лежал на боку, и из его груди, дважды перечеркнутой пулеметной очередью, толчками выплескивалась кровь. После такого даже ктулху не выживают, что уж говорить о полумутанте.

Но он был еще в сознании. Глядел на меня, и верхняя часть его бороды шевелилась, словно Василий что-то пытался мне сказать.

Я знал, что сейчас ночные стрелки обходят базу, берут ее в кольцо, чтобы, ворвавшись, добить остальных. Но мне было нужно узнать, что хочет сообщить Василий. А вдруг…

Я подполз к умирающему и услышал: